Гром и Молния

Я уже говорил, что у Лизы фигура подростка? Грудь у неё тоже подростковая. Такая, как у козочки. Острые соски торчат, будто издеваясь, что их двое, а у меня рот один, и хоть разорвись. Прикусываю правый губами, но щемит в паху так, что хоть посылай всё к дьяволу и сам иди туда же.

Чёрта с два! Найка Громова просто так не возьмёшь. Буду кайфовать столько, сколько выдержу.

Выпрямляюсь, встаю на колени и стягиваю с себя со спины толстовку одним движением, и отбрасываю куда-то в сторону. И ложусь на Лизу голым торсом.

Ка-а-а-аф! То самое чистое озеро. А как чувствуются её мягонькие грудки под моим твёрдым торсом — когда-нибудь напишу об этом книгу.

Замираю. Вернее, мы замираем вдвоём и смотрим друг другу в глаза.

Кажется, я люблю, эту девушку. Во всяком случае, если то, что я чувствую от прикосновений к ней, от одного взгляда на неё, это не чёртова любовь, то тогда даже не знаю.

Она одна, понимаете?! Всё. На ней свет сошелся чем-то там, и я сам весь торчу на кончиках её ресниц.

Не могу себе отказать — тянусь к ним губами. И целую. Лиза моргает, и её реснички щекочут мне губы. Бля, моё сердце сейчас потечёт, не говоря уже о яйцах.

И я коленом медленно раздвигаю ей ножки. Её взгляд тут же забегал по комнате, как зайчик в силках!

Блять!

Да что же это такое, а! Чую, прямо спинным мозгом улавливаю, что у неё между ног я первый. Ну не могу я так ошибаться! Не в этой жизни! Не после всего, что со мной было.

И тогда решаюсь на один шаг. Привстаю на колени опять и медленно тяну вниз молнию ширинки. Там уже вовсю пляшет обрадованный член, и только приспускаю резинку боксёров, он тут же вываливается во всю свою мощь.

А я впиваюсь взглядом в глаза Лизы.

Она видит моего маленького Найка — о выдающихся размерах которого в Универе только что в стенгазете не печатали — и первым делом зажмуривается. Правда, быстро глаза распахивает и смотрит на меня с испугом. А мне уже больше ничего и не надо. Натягиваю резинку вверх и грозно нависаю над врунишкой на руках.

— Не девочка, говоришь?

Она дёргается как, что чуть не валит меня на бок.

— Зачем?

— Никита, ты только…

Блять, эта девушка будет моей смертью, не иначе. Вот чума, а!

И тут же понимаю, что хочу, очень хочу сделать её своей. Полностью. Ещё сильней. Я буду у неё первым, мать вашу. Йоху!

— Смотри. — Опять лезу за членом в штаны и вытаскиваю счастливчика на свет божий. — Ты хотела, чтобы я пропорол тебя вот такой штуковиной, чтобы порвал тебе там всё нахрен? Лиза, ты пулю в голову схватила?

— Не груби мне, пожалуйста. Я хотела… Ты же сказал… — в её глазках появляются слёзы.

Бляа-а-а… даже не знаю. Женские слёзы моментально сдвигают мою шкалу ценностей и валят приоритеты, как частокол гнилого забора — в кучу.

Поэтому просто плюхаюсь на неё плашмя, подгребаю под собой это тщедушное тельце и сгребаю в охапку. Кутаю её в себя, как в одеяло.

— Прости. — Целую в волосы и глажу по голове.

Моя маленькая, глупышка. На что она пошла, чтобы облегчить мою участь, чтобы помочь мне. Дурочка любимая. Заласкаю, залюблю до сдвига по фазе, до одури.

И вдруг слышу это:

— Настя сказала, что это не очень больно.

Мне перекрывает дыхание, и я каменею. А когда резко отстраняюсь, то вижу улыбку от уха до уха у этой чумовой девчонки.

— Я пошутила.

Шумно выдыхаю и показательно поигрываю желваками.

— Ты со смертью играешь, я смотрю.

— Я тебя не боюсь. И…

— И что?

— И я… тоже тебя очень хочу. Ты… — проводит пальчиком по моей груди, как по заплаканному дождём стеклу, — такой сладкий.

И в глаза лукавы чёртики.

Моя!

— И что же ты хочешь?

— Можно? Да? — Надавливает она на мои плечи, и я подчиняюсь.

Лиза укладывает меня на диван с голым торсом и расстёгнутыми штанами. Член я уже спрятал в боксёры, слава богу.

— Я хочу… тебя. — Бегает она глазами по моей груди, а потом смотрит в глаза. — Ты такой… — поглаживает ладошками меня по плечам, и я сцепляю зубы — господи Иисусе, держите меня всем миром. Руки сами тянуться к девушке.

— Нет. — Отстраняется она. — Можно… я… сама…

Ну, сама, так сама. Убираю себя и откидываю в изнеможении голову.

И в следующее мгновение слышу, как на мою грудь садится бабочка — это Лиза целует меня рядом с соском своими губками.

А я-то дурак думал, что пытки уже отменили. Ведьма и добрая фея в одном флаконе, что она со мной делает. Я же так кони двину от интоксикации тестостероном. Он у меня скоро из ушей хлынет. Смотрю, как изменяется форма её груди, когда она склоняется. Становится такой, как спелые округлые на попке, груши. У меня глаза закатываются сами собой.

А ведь когда-то два прихлопа, три прихлопа и — оргазм! А тут радуга в глазах, по которой скачут динозавры и танцуют единороги. И бабочки. Бабочки порхают.

— Ты такой… — Лиза прижимается ко мне и прикладывает к моей груди ушко. Ушко! И слушает стук моего сердца. — Хочу твоё сердце, — улыбается, когда я отодвигаю каскад её волос, чтобы посмотреть на это.

А члена моего не хочешь, случайно? Моё сердце уже давно твоё, глупышка.

Потом она будто опомнившись, беспомощно садится на пятки.

— Иди ко мне. — Поднимаюсь и впиваюсь поцелуем. И начинаю расстёгивать ей джинсы.