Гром и Молния

Нет.

— Да.

Готова ли я? Нет, не готова, но это не то, что сейчас важно.

Одеваюсь и беру с собой только телефон. Меня никто не провожает, и даже Барселона — она закрыта в родительской спальне. Уже не лечу вниз по ступенькам, а просто иду. Я уже практически не девочка, а взрослая, солидная девушка. Почти женщина. На взрослое дело иду, хватит лётать, как подросток.

Интересно, а каково это, быть женщиной? Какого это, иметь постоянную, половую жизнь? Своего мужчину.

— Привет. — Так же открываю дверцу и уже смотрю с опаской.

— Привет. — Никита не поворачивает ко мне головы, хотя я видела, как он встречал меня взглядом, когда выходила из подъезда.

Что-то случилось? Он не трогается с места и почти не шевелится.

— Понимаешь, тут такое дело… — жуёт губы и будто не может вымолвить что-то ужасное. Какую-то горькую правду, что-то жуткое и неизбежное.

— Что, — выдыхаю я или произношу, но не узнаю своего голоса и мне плевать на это.

— Всё отменяется, короче.

Вы когда-нибудь теряли в жизни всё в один момент? Примерно, как Золушка после бала. Вот у тебя была жизнь, и твой мир, и ты была у самой себя.

И вот наступает следующая секунда буквально по соседству с предыдущей, а уже ничего этого нет. Ни жизни, ни мира, ни тебя — ничего. Пустота вокруг и внутри.

Что делаю люди, когда им на головы падает небо? Не знаю. Не была в такой ситуации, поэтому невидящим взглядом просто смотрю сквозь лобовое стекло перед собой и даже не моргаю.

И долго я так сижу? Скорее всего, нет. Не очень. Боюсь повернуться к Никите, чтобы услышать продолжение.

— Я пошутил. — Вдруг трясёт меня за рукав полушубка Громов.

Что? Что он сказал?

Резко разворачиваюсь. Он сидит улыбается от уха до уха и уже готов к моей реакции.

Сжимаю губы в тонкую линию и не сдерживаю себя.

— Ах, ты! — пихаю его в плечо. — У! — И ещё раз.

Он несильно смеётся.

— Ты так волнуешься… На тебе лица нет. Вот я и решил…

Я тоже уже смеюсь.

Мы едем через город, и напряженность между нами всё равно присутствует, но я не сильно переживаю, потому что впереди лифт!

Мне очень, очень хочется поцелуя в лифте, как в тех фильмах и рекламных роликах. Это же так романтично, очень хочется потом вспоминать свои чувства, ощущения.

Ничего не происходит.

Мы просто доезжаем до квартиры Никиты и всё. Я так разочарована что, наверное, заплакала бы, если не разозлилась. Это что такое? Почему? Почему он себя так ведёт со мной? Я же помню тот его поцелуй в Новый год. Он сам чуть не растаял там, на морозе, я это чувствовала. Ну так и в чём же дело? Что ему мешает?

Только мы входим в квартиру, и Никита помогает мне снять полушубок, как я прошусь в ванную. Нужно немного взять себя в руки, а то он опять заметит моё расстройство. Слышу, как Громов идёт на кухню и чем-то там гремит. Но когда выхожу и направляюсь к нему, то застаю в комнате толь одиноко шумящий включённый электрический чайник. Окидываю взглядом столы и поверхности — всё, как и в прошлый раз: чисто и опрятно, и приятно посмотреть.

Чуть ли не на цыпочках прохожу в квартиру и, попадая сразу в зал, натыкаюсь на Никиту, лежащего на диване. Вытянулся во весь рост, ноги вон даже не полностью помещаются. И только останавливаюсь и тут же хочу пройти дальше, как натыкаюсь глазами на его взгляд.

Мамочки.

Вы когда-нибудь входили в клетку к тигру. Я — нет.

До этого момента.

Взгляд колючий, недобрый такой, не сердитый, а какой-то тёмный. Властный, нечеловеческий. Будто он драться со мной собрался, да гостеприимство не позволяет.

Никита молчит, а у меня появляется дрожь в коленках, и под ложечкой начинает подсасывать.

Но всё-таки трогаюсь с места и подхожу к нему, знаете так, нарезав чуть ли не пару кругов по комнате. Змейкой. Прогладила рукой по валику дивана, что бы ещё такого сделать, куда бы себя деть?

Но делать, на самом деле, нечего, поэтому присаживаюсь на краешек дивана в пол оборота к Никите. Сердце прыгает, как заяц в силках, да я сама вся будто в попала в какой-то волнительный, странный эксперимент.

Меня сейчас съедят? К чему мне готовиться? К какой участи?

Смотреть на Никиту не могу, слишком растеряна для этого — целовать он меня не целует, а сейчас смотри так, будто в следующее мгновение ка-а-ак кинется!

На кухне громко щёлкает клавиша чайника, и я подпрыгиваю, как ужаленная. Выдыхаю, и жду что Громов встанет и пойдёт туда заваривать чай, но он не двигается и кажется даже ухом не ведёт на звук. От моего испуга его взгляд теплеет, и он вытягивает руку вперёд ладонью вверх, как бы приглашая меня вложить в неё свою.

Делаю это с удовольствием.

— Привет, незнакомка, — говорит тихо и как-то странно. Ни разу не слышала у него таких интонаций. Меня начинают мучить смутные догадки, что вот сейчас, наконец-то меня начнут соблазнять.

Накатывает какое-то облегчение, и уже хочется улыбнуться.

— Привет, Громов.

Зачем я назвала его по фамилии? Что это со ной? Что за глупости?

Никита сжимает свою руку, резко дёргает меня на себя, и я валюсь ему на грудь. Понятия не имею, что нужно делать и куда девать руки. Можно их положить ему на плечи? Или правильней будет на пояс? Ну не ниже же!