Гром и Молния

Делаю всё по правилам, напрягаю заднюю косую мышцу — она у меня правда недавно взбрыкнула что-то, но уже отошла — перевожу импульс на плечо и укладываю кулак полосатого костяшками на стол. И немного так поворачиваю руку против часовой стрелки.

— Уи-и-и бля-я-я… — сдавленно вопит он.

— Не ругайся. Здесь дамы, — тут же отпускаю его, и Настька прыгает на стуле как полоумная и хлопает в ладоши:

— Мой брат самый сильный! Самый-самый!

Приятели моего соперника что-то одобрительно бубнят, но самое главное — Лиза улыбается и её красивые, удивительные глазки горят восхищением.

Йоху! Йес!

Полосатый грузно поднимается, встряхивая и расслабляя запястье, но тут же протягивает мне руку.

— Альберт.

Я пожимаю.

— Найк.

— С новым годом, Найк. — Отходит он от стола, и за ним на не очень твёрдых ножках следуют его хлопцы.

Да, я поужинал в ресторане и попутно ещё и успел блеснуть чешуёй перед своей девушкой. Это круто, мать вашу.

Но всё равно нам пора. На часах почти одиннадцать.

Берём с Лёвычем счёт, выходим, садимся в машину и уезжаем ближе к центру.

Там немного гуляем по площади, возле главной ёлки. Вокруг веселятся люди, пьяные и не очень.

— С Новым годом! — кричат некоторые из них нам на ходу, и мы машем им в ответ.

Ладошка Лизы лежит в моей руке и в моём кармане. Помните, я говорил, что смог бы просидеть так с ней в кино? Сейчас мне кажется, я влёгкую могу так пройти с ней по всей моей жизни — настолько мне легко и приятно. Мороза почти не чувствуется, после того, как мы хорошо отогрелись в ресторане, и свежим воздухом дышится приятно и с удовольствием.

— Извини, мне нужно всё-таки позвонить маме, — высвобождается девушка и лезет к себе в полушубок.

Она включает телефон и звонит родителям. Поздравляет, отчитывается, обещает — короче, всё, как обычно. Я стою, смотрю на её голову, укрытую меховым капюшоном, и не могу оторвать глаз. Её эти, как их, гульки выделяются под тканью, и головка выглядит очень мило и смешно. Как в костюме какого-нибудь аниматора на улице с рекламками.

Пока мы тут с ней остановились, Лёвыч с моей сестрой теряются в толпе. Смотрю по головам и вижу, что эти двое уже невдалеке целуются.

Вот кобель. Завалит же девчонку, не выдержит два месяца. Ну да ничего, я его предупредил, потом спрошу, ежели что не так, и рука не дрогнет.

А пока Лиза заканчивает разговор, прячет аппарат, а я опускаю голову и смотрю на её губки. Она понимает меня без слов и от неожиданности широко распахивает глаза. Про ресницы говорить уже не буду, это и так понятно. Не сговариваясь, мы встречаемся где-то на середине пути друг у другу.

Её губки…. как бы это вам описать. Это грёбанные пушистые небеса в тёплый, солнечный летний день с мягким, ласковым ветерком, шезлонгом и стаканом апельсинового фрэша — вот примерно где-то в этом районе. Они сочные, того и гляди брызнут возбуждающим соком, сладкие, просто вкуснятина, и такие знаете, ими невозможно насытиться — ты их целуешь, они целуют тебя, и затягивают куда-то туда, в забытьё. Берут в плен. В сладкое, райское рабство.

Я сентиментален? Романтичен? Похуй.

И тут как назло у девушки в кармане начинает трезвонить телефон. Играет какой-то знакомый рингтон. Мы целуемся, присасываемся друг к другу, но и сучий потрох не унимается. У кого-то так пукан полыхает что ли, я не пойму.

Наконец он затыкается — Аллилуйя! — а нам не хватает воздуха, и мы отрываемся губами. Стараемся дышать и тут же полизывать друг друга, и просто прикасаться, но только не отстраняться совсем. Иисусе, я грёбанный счастливчик.

Но тут телефон орёт опять. Вот кого-то бомбит, а. Чего пристали к девчонке?

— Да, Натали, алло, — отвечает она на звонок, и я закатываю глаза — без подружек прямо никуда.

Я ревную? Да, блять, я ревную. К подружкам, к родным, к самому себе. Вопросы есть?

— И тебя тоже с Новым годом, — улыбается в трубку моя девушка теми же губами, которые я только что целовал. Это срабатывает, как ключ зажигания к моему паху. Поворот — и оно там задрожало мелко и часто.

На каникулах выгоню сеструху из дому и приглашу Лизу к себе. Пора. Сколько можно, в самом-то деле.

Нас догоняют Лёвыч с Наськой, Лиза заканчивает разговор, и мы идём в центр. И стоим в густой толпе людей, ждём салют.

Он взрывается сразу после того, как на большом экране отсчитывают последние секунды электронные часы.

Лупит в небо неслабо, я вас кажу. Глушит всё в округе к чертям. Первый же залп покрывает пространство огнём так, будто кто-то порвал магистральный газопровод, поднёс к нему спичку и направил в небо.

Но всё-таки я наблюдаю первую тройку залпов, но быстро теряю к ним интерес. Опускаю голову и смотрю на Лизу, как она любуются салютом, и чувствую, что гибну. Пропадаю с темечком, с головкой, с потрохами и яйцами, и точно знаю, что скажу себе потом за это спасибо.

Хотя, себе ли.

— Спасибо. — Наклоняюсь к девушке и говорю ей это громко, отчётливо и прямо в губы. На меня обращает внимание Лёвыч, но мне пох, меня уже не смутить.

— За что? — Лиза тут же забывает про салют, тянется ко мне и, кажется, даже приподнимается на носочки.