Гром и Молния

Поэтому наливаю себе минеральной воды с газом, и мы чокаемся бокалами.

Наська с Лёвычем сначала меняются ими, это типа на счастье, потом ещё переливают друг другу шампанского, чтобы узнать мысли, затем кидают друг другу туда кусочки шоколада — малышня соплежуйная да и только, куда деваться. Лёвыч рядом с этой школьницей, как я погляжу, и сам сматывает годы взад, и пох ему на всё.

Он «легче» чем я, мягче, «пластичней» «гибче», и Наська ему подходит — это факт.

Мне становится как-то не по себе. Чувствую вину перед Лизой, что не такой бомбический и чумовой, как мой друг, и во мне от любимца публики и души компании чуть менее чем нихрена.

Поэтому просто склоняюсь к её носику и шепчу ей в ресницы:

— С новым годом.

— С новым годом. — Придвигается она ко мне ближе и еле заметно, мимолётным движением касается лбом моей скулы.

Тва-а-ай-й-йу-у-ума-а-а-а-ать!

Всё. Мне больше нихрена не надо. И ей тоже. Окружающий мир превращается практически в ничто. В ноль. Пустое место. Он исчезает. У нас с Лизой оказывается есть свой мир, своя реальность. Здесь мы знаем только друг друга и существуем только друг для друга.

Это делает нехилый такой прострел мне в яйца, и похрен сколько там лепнины на потолке и какой опупенной красоты шторы на окнах.

Я хочу её. Да. Я мужчина, и чего уж тут мять тестикулы, хочу секса с девушкой, от которой у меня рвёт башню на атомы. Хочу её в постели, сонную, оттраханную до бессилия, по беспамятства, до полуобморока и с распухшими от поцелуев губками. Беспредельно, безгранично, самую счастливую в мире. (Блять, наверное, Лёвыч так же хочет Наську. Не, не буду думать об этом).

Хочу Лизу наутро. Умиротворённую, залюбленную, затисканную, зацелованную до отвала башки, до полного отупения. Хочу себе пустые яйца, хочу кончить в неё много-много раз, чтобы от неё пахло моей спермой, мной, нами. Не знаю, как быть с её девственностью, но конечно же постараюсь всё сделать аккуратно и нежно, клянусь. С ней по-другому не смогу, она же такая…

Мы ещё долго сидим. Разговариваем о городе, об Универе, о Наськном поступлении. Мне нравится. Из нас вышла неплохая компашка. Если не вспоминать, что рядом с моей сестрой чел с бурным прошлым, то вполне себе пойдёт. Видимо, все чувствуют то же самое, потому что мы единогласно договариваемся собраться у нас и отметить днюху моей сестры этим же составом.

Затем Наська со Львом устраивают резню бензопилой, а если точнее, то кулачные бои за какой-то охрененно важный кусок хлеба. И по этому поводу в воздухе назревает необходимость сражений в армреслинге. Наша «школота» раздвигает стулья, отодвигает тарелки и сцепляется руками. Разумеется, побеждает моя сестра. Она укладывает кулак Льва на стол, и тут же предлагает, чтобы мы сразились с Лизой.

Я ржу. Даже рот открывать по поводу такого «поединка» как-то никамильфошно. Да ну нах. Но лишний раз подержать ладошку Лизы в своей всегда приятно. Поэтому мы тоже отодвигаем посуду, устанавливаем локти на стол и сцепляем руки в замок. Лиза улыбается и опять волнуется. Её ладошка тонет внутри моей, и это так заводит — аттас!

На нас начинают поглядывать компашки за соседними столами и те самые трое «чертей», которые уже заметно взгрелись бухлишком.

— Три, два, один! — командует Наська, и Лиза изо всех сил начинает давить на мою руку, и я начинаю ржать уже совершенно по-взрослому. Потом не выдерживаю, отрываю локоть девушки от стола полностью и целую тыльную сторону её ладони.

— Прости, это сильнее меня. — Прикладываю кисть к груди в извиняющем жесте.

Она смеётся и с огорчением машет на меня рукой, как на безнадёжного.

— Давай со мной, — раздаётся над столом хриплый мужской бас.

Мы все вчетвером замираем и поднимаем туда головы.

Возле стола стоит тот самый бугай в полосатом свитере.

Ха! Думает пузо наел и теперь — всё. Халк, мать его.

Смотрю на его тело. Ткани у чела когда-то явно были, но уже давно деградировали и околели. Их греть и греть, грузить и грузить.

— Давай. — Перевожу взгляд на Лизу. Она, видимо плохо понимает, что опять происходит. — Не волнуйся. Это быстро. — Улыбаюсь ей, как маленькому испуганному ребёнку, и она поднимается со стула.

На её место плюхается полосатый. К нашему столику подтягиваются его приятели.

— Левая? Правая? — Этот «Пухлый шмель» на что-то надеется?

— Любая, — говорю ему и жду, какой локоть поставит на стол он.

Опускает левый, давая тем самым мне маневр для захвата, и поглядывает при этом на Наську. Нет, это не сестра, а какое-то наказание господнее, ей богу. Бедный Лев, замахается ведь морды бить из-за неё.

Я уже почти зол. Ставлю правую руку. Мы сцепляем кулаки.

— Три, два, один, — чеканит Лёвыч, и мы напрягаемся.

Нет, ну силушкой-то «пухлого» боженька не обидел, но на ум приходит выражение о силе тока. Это когда у чела тока сила, а ума не надо — он давит предплечьем, когда надо начинать со спины. Так легче.