Гром и Молния

— Я же говорю, что тебе нужно быть посмелее, — не разделяет моих восторгов подруга. Да оно и понятно — ей не до этого. Стоит вон вся белая возле синей стены помещения и тоже немного синеет от этого цвета. Я сбрасываю с себя эйфорию, «съедаю» улыбку от уха до уха и делаюсь серьёзной. Это ещё не конец. Всё впереди.

Как в воду глядела.

Мы топчемся на месте минут восемь, наверное. Перекидываемся фразами, волнуемся, вздыхаем. За это время из раздевалки выходят и заходят парни, знакомые и не очень. А когда оттуда показался Лазарев, Натали уже настолько вся на взводе, что, забыв про все свои заготовки, бросается к нему и толкает в грудь.

— За что ты его так, а? — пищит, как мышка.

Я остаюсь стоять, решив пока не вмешиваться, хоть её всю заколотило, и по щекам покатились слёзы. Я опешила. И откуда только взялись? Только же ничего не было.

— Ты чего, полоумная? — выпучил на неё глаза Толик.

— За что? А? — Она опять как-то неуклюже кидается на него. Делает это, как девочка.

— Да уйди ты от меня! — отмахивается одной рукой Лазарев, придерживая другой на плече рюкзак.

— Тебе не стыдно, Лазарев? Он же слабее тебя!

— И чего? Он пацан и пусть отвечает по-пацански! Дерьмо мне подложил.

— И что? Нельзя просто поговорить? — кричит сквозь рыдания Натали.

Я стою из последних сил, потому что мне тоже хочется этому Толику вцепиться в лицо. Ух, как я зол!

— Да отстань ты от меня!

И в этот момент он толкает мою подругу особенно резко и сильно. Натали взмахивает руками, хватаясь за воздух, но у неё ничего не получается, она делает быстрый неловкий шаг назад, потом второй, врезается спиной в стену и как-то криво оседает по ней, подогнув под себя ногу. Всё выглядит так, будто Лазарев не рассчитал, что Натали такая лёгкая и слабая, и толкнул её, как всех, а её как всех нельзя.

— У-уй-й-и-и… — хватается подруга за голеностоп.

В моей черепной коробке взрывается бомба. С макушкой накрывает возмущением и гневом.

— Ты что-о-о? — Себя не помня, кидаюсь я на Толика. Ну, наконец-то! Сейчас я ему покажу! — Ты что-о-о? — Мне так горько и обидно за подругу, что, даже все слова из головы повылетали. — За что ты её, урод?

— Да отвалите вы от меня!

Сильно повредив одну, Толик немного присмирел, поэтому мне удаётся схватить его за полу мастерки, потянуть на себя, а второй рукой вцепиться ему в волосы.

— Ауч! Дура, отвали, а не то…

— Я… т-т-тебе… пок-к-кажу… — плохо понимаю, что делаю, но со всей злостью таскаю его за патлы и мастерку. Его рюкзак с мягким стуком падает на пол. Видимо, там только одежда.

— Э! Вы чего?! А ну-ка! — Какая-то сильная рука хватает меня за плечо и буквально отдирает от Лазарева. Я отлетаю в сторону и готовлюсь стопроцентно врезаться в стену спиной, но эта же рука придерживает меня за это же плечо. Поворачиваю голову.

Вы всё ещё думаете, что это не самый дуратский день в вашей жизни? Тогда он идёт к вам.

Найк Громов. Собственной персоной. Одной своей лапищей он держит меня, а другую упёр в грудь Лазареву. Его другу, кстати. Мне картинку видно, но плохо — мешают упавшие на глаза волосы.

Снимаю резинку и распускаю их совсем. Дышу, как паровоз и ноздрями, и ушами.

— Что за кипишь, Толян? — Убедившись, что я под контролем, Найк поворачивается к Лазареву.

— Да я вообще не вкурю. Найк!

Вся надутая и злая, привычным, быстрым движением собираю волосы в хвост и дую на чёлку.

— Пусти, — вырываюсь из лап Громова, и он отпускает. Подхожу к Натали и пытаюсь её поднять. Она вся в слезах, но вроде бы уже не стонет от боли.

— Встать можешь?

— Да-да… я сейчас.

С моей помощью поднимается по стеночке и стоит, прислонившись к ней спиной. На неё страшно смотреть. Дышит так, будто это доставляет боль. Ей стыдно, и обидно, и видимо жаль саму себя.

Меня накрывает второй раз.

Я разворачиваюсь, и не обращая внимание на Найка, который вообще не пойми откуда взялся здесь на наши головы с Натали, подлетаю к Лазареву. Но меня, разумеется, к нему не пускают. За плечо опять хватает что-то железное, негнущееся и цепкое. Это всё та же рука Громова.

— К-куда! — он почти ржёт.

— Уйди, — шиплю сквозь зубы, метая глазами гроздья молний в Толика. Наверное, я совсем осмелела от злости и обиды, но Найк меня сейчас совершенно не волнует.

— Чего? — спускается он с высоты своего роста и заглядывает мне в лицо.

— Ничего! — вдруг ору во всё горло прямо ему в его симпатичную физиономию. — Глухой?! Отойди, говорю, а то и тебе сейчас влетит.

Угроза от меня звучит настолько нелепо и жалко, что замирают все присутствующие.

Включая Никиту Громова.

И первое, что он делает, отмерев, отодвигает в сторону Лазарева и становится ровно напротив меня.

— Так. — Чешет подбородок, окидывая мою фигуру с ног до головы взглядом этого, как его, который, короче, туши животных разделывает на фермах там всяких. Свежевальщик, кажется, да? Или я путаю, ну да ладно.