Гром над городом

Жил-был скромный лавочник, честно торговал заморскими безделушками. Как-то ночью вышел по нужде в собственный двор. А там его подкараулили лиходеи, напали со спины, приставили под лопатку клинок и угрозами заставили ввязаться в непонятное дело.

Вилират не соврал ни словечком. Кое-что недоговорил, это верно...

Вошедшие слушали с каменными лицами. Когда лавочник выдохся и замолк, младшая из девиц твердо сказала:

– Этот человек говорит правду.

– А почему они выбрали именно тебя? – въедливо спросила старшая девица. – Вот так подошли к первому попавшемуся аршмирцу...

Вилират молча дернул плечом: мол, мне-то откуда знать?

Десятника заинтересовало другое:

– Говоришь, не видел того, кто тыкал в тебя железом? И голоса не слышал, только шепот?

– Шепот...

Десятник обернулся к своим спутницам:

– Ох, «лисички», чует мое сердце: здесь наследили Семь Островов. Этот шпион по кличке Шепот... Ладно. Обопремся пока на то, что героический лавочник говорит правду. Ведь если бы он был сообщником злодеев, не стал бы удирать, пока дело не доделано.

– А какое дело? – учтиво спросила младшая. – Я не понимаю.

– Я тоже не понимаю, вот и будем разбираться. Ниточка у нас пока одна: женщина, что приходила в лавку с поручением. Как она выглядела?

Тут возникла серьезная трудность. Вилират готов был помочь страже, но он действительно забыл, как выглядит проклятая баба. Бормотал лишь: «Такая серая... такая в сером...»

Старшая из девиц вытащила из мешочка у пояса навощенную дощечку и начала выспрашивать Вилирата: какие у той женщины были брови, какой нос? Вилират таращил глаза, честно стараясь вспомнить. Но память со страху отшибло. Перед взором плыло серое пятно.

И тут стражник Ларш поступил необычно и непонятно: поклонился второй своей спутнице (девчушке с гирляндой из белых цветов на шее) и почтительно сказал:

– О богиня Июми, я пожертвую тебе большой пирог с грушами. Молю тебя: верни память этому недотепе, дабы раскрыли мы тайну и распутали преступление!

– Он сейчас всё-всё вспомнит! – ласково пропела девчушка и шагнула к скамье.

Отупевший от ужаса Вилират яснее всего видел в этот миг не стражника, не странную девчушку, а белый лепесток, упавший из ее гирлянды.

Едва лепесток коснулся пола, Вилиратом овладело странное состояние. Ужас не исчез, но отдалился, словно что-то страшное происходило с кем-то другим. А серое расплывчатое пятно обрело четкость и превратилось в женщину. И Вилират взахлеб принялся рассказывать, как она вошла, как склонилась над прилавком, как от самого порога поигрывала веером, прикрывая лицо.

Вскочив со скамьи, лавочник ладонью показал рост своей недавной гостью. Обеими руками обрисовал «хорошую такую» фигуру. Описал серое платье с дешевенькими кружевами, темные поношенные туфли, выглядывавшие из-под длинного подола. Упомянул серый, без рисунка платок, скрывавший волосы. Рассказал о выцветшем, едва различимом узоре из рыбок на веере и о бахроме с нанизанными ракушками, колыхавшейся по краям этого веера.

– Молодая или старая? – спросил стражник.

– Молодая. Походка легкая, голос певучий.

– А лицо ты совсем не видел? – В голосе стражника было разочарование.

– Нет. Только ушко мелькнуло.

Старшая девица снова схватилась за навощенную дощечку:

– Ушко? Большое, маленькое, проколота ли мочка?

– Маленькое ушко. И сережка в нем.

– Какая?

– Черная рыбка на цепочке.

– Черная рыб... – Голос девицы осекся, но тут же зазвенел так яростно, что все обернулись к ней. – Черная эмаль? Золотая цепочка?

– Да.

– Авита, – с надеждой спросил стражник, – ты видела на ком-то такие серьги?

– Видела! И ты видел, командир! Только глазел не на уши, а на... другие места. Такие серьги носит Нуроса!

– Нуроса-то тут при чем? – не понял стражник.

– При серьгах! При фигуре! При певучем голосе! И она сама мне говорила, что в Аршмире она недавно!

– Ты думаешь...

И Вилират увидел, как резко побледнел командир особого десятка.

Впрочем, Ларш быстро пришел в себя:

– Сегодня Нуроса собиралась посмотреть на подарок для короля, дядя Ульфанш ей это обещал. Надо ее там перехватить. Этого... торговца берем с собой. Если по дороге встретим «крабов», прикажем отвести его в Дом Стражи... И быстро, девочки, быстро!

* * *

Ох, Белый ручей! Ох, каменный лес, нагромождение высоких валунов! Скверное место. Вроде часть города, окраина как окраина – а хуже дикой чащи.

«Крабы» сюда поодиночке не суются, да и с обходом-то появляются редко. А ведь в донесениях в Дом Стражи Белый ручей упоминается редко. Где драки, шум и буйство? В кабаках Нового порта. Где гнезда контрабандистов? На рыбачьих улочках, ближе к Старому порту. Где воры сбывают добычу? Это уже от моря подальше, за Бурым спуском и в других местах. А Белый ручей – так, тихая окраина. Прачки там, мусорщики... Оттуда жалобы не долетают до Дома Стражи. Если творятся там злые дела, то творятся тихо да сноровисто, концы там же и прячутся...

Но Сверчок не мучил себя мыслями о недоброй окраине, по которой сейчас шел, потому что, спускаясь по тропке, углядел внизу, у самого ручья, фигурку в голубеньком платьице и с голубеньким платочком на голове.