Грома бой

Ну, уж эту тему я хорошо знаю! Говорю о символизме, футуризме, имажинизме. Про Брюсова, Маяковского и Есенина. Даже о том, как проявляются направления в творчестве этих поэтов. Ирина Ильинична слушает меня, не перебивает.

– Хорошо, а что вы можете сказать про акмеизм?

Про что?

Смотрю на Ильичку и молчу. Пытаюсь напрячь память, а вместо этого эхом слышу: «Акмеизм, акмеизм, акмеизм…»

Плакала моя четвёрка в четверти.

– Ну, что вы, – она заглядывает в журнал, – Александр? Так хорошо начали. Вам что-нибудь говорят имена Осипа Мандельштама? Анны Ахматовой?

Впервые Ирина Ильинична назвала меня по имени.

– Да, конечно.

– Так что же тогда такое акмеизм?

Помню о «верности нравственным основам бытия» Ахматовой, о «поэтики ассоциаций» Мандельштама. Но в чём заключается этот гребанный акмеизм?

Бормочу что-то невнятное про творчество этих поэтов. Может, получится как-нибудь вытянуть. Хотя я сомневаюсь – это же Ильичка.

– Вы что-то ещё на сегодня готовили?

– Я всё готовил. Можете спросить меня, что угодно.

– Кроме акмеизма? – она усмехается, – ладно, Александр. Придёте домой, ещё раз прочитаете эту тему. Может быть, обсудим в следующей четверти.

Это означает только одно.

– Ставлю вам четыре в четверти.

Полный. Провал.

Стоп-стоп, что?

– Четыре?

– Ну, с вашими двойками за стихотворения на пять вы не тянете, Громов. А так я вижу, что вы работаете. Может, в следующей четверти повезёт – там уж не надо будет ничего наизусть сдавать.

Киваю, мол, да-да, я понимаю.

Четыре. У меня всё-таки получилось.

Ирина Ильинична ставит оценку в столбец. Закрывает журнал.

– Поставьте его на место.

– Спасибо, – улыбаюсь ей так искренне, как могу, – до свидания.

Выхожу за дверь.

Оглядываюсь, нет ли кого в учительской. Я один.

Пританцовываю с журналом в руках. Плевать, что в рубашке и джинсах неудобно – меня распирает от радости.

Да! Да! Какой же я молодец!

Подпрыгиваю, пристукнув в воздухе пятку о пятку. Журнал распахивается, из него выпадают какие-то бумажки – справки и ещё что-то. По-быстрому подбираю их, пока никто не увидел. Открываю на последней странице, складываю их, как будто так и было.

Мне показалось?

Перебираю бумажки. Нахожу ту самую. Нет, не показалась.

«Справка выдана Николаевой Маргарите Александровне», – что-то неразборчивое, – «свободное посещение по состоянию здоровья».

Кладу её к остальным, пока меня никто не заметил. Ставлю журнал на полку.

Поверить не могу. Справка. Свободное посещение. Вот почему она прогуливает школу, не напрягаясь. Вот почему она прогуливает школу. Но что с ней не так? Должны же быть веские причины для свободного посещения. А она все время хвастается своим здоровьем: ни то чтобы серьёзного заболевания – даже гастрита нет. Пожалуй, единственное, что с ней не так – это слабые кровеносные сосуды. Но за это никто бы справку не дал. Или я ошибаюсь?..

Чем больше я об этом размышляю, тем больше вопросов появляется. Надо спросить Марго, что это значит.

А с чего ты взял, что она так легко расскажет? Или, думаешь, она случайно забыла упомянуть об этом?

Да, точно. Это же Марго. Если она не сказала, значит, и не хотела говорить. К тому же, эта справка вполне может быть фальшивой. Это же Марго, это так в её стиле. Как бы там ни было, мне придется всё узнать самому – не представляю, каким образом.

А стоит ли? Хочу ли я знать?..

Нахожу Марго, сидящей на скамейке перед главным входом. Она курит, и, судя по окуркам на земле, это не первая сигарета.

– Тебе не кажется, что не стоит здесь курить?

– Что с Ильичкой?

Она как будто не слышит меня. Затягивается и выпускает дым через нос.

– Ну, – отвожу взгляд, – она мне нарисовала там. Вот. Как-то так.

Мне стыдно, что я сдал, а она нет. Просто потому, что Ильичке я нравлюсь больше.

– Ясно, – Марго тушит сигарету о скамейку, поднимается и быстрым шагом направляется к выходу, – она меня в конец затрахала.

Мне даже не приходится придумывать, как аккуратней поднять тему – Марго выдает всё и сразу.

– Оценку она мне не поставила. Хотя я месяц ходила на её сранные консультации. Общие и личные. Личные, твою мать! Сидела и слушала, какая я тупая шлюха, что даже грёбанное сочинение по грёбанному, мать его, русскому языку не могу написать.

Открываю калитку и пропускаю Марго вперёд.

– И знаешь, что самое весёлое?

– Что?

– Мне теперь надо ходить к ней на каникулах. Пока не сдам, – Марго достает ещё одну сигарету, – сука, как я её ненавижу.

Щёлкает зажигалкой, но та только искрится. Воспользовавшись моментом, выдёргиваю сигарету у Марго изо рта.

– Хватит.

– Что? – она смотрит на меня непонимающе, – Саш, отдай.

– Я сказал, хватит.

Мы смотрим друг на друга с полминуты. Не знаю, что Марго увидела в моём взгляде, но только она убирает зажигалку и прячет сигарету обратно в пачку.

Подхожу к ней. Убираю тёмно-рыжие пряди с лица, заводя их за уши. Притягиваю Марго и целую в губы. Хватает пары мгновений, чтобы она полностью отдалась в мои объятья.

Отрываюсь от поцелуя.

– Всё? Больше не будешь психовать?

Марго кивает. Её лицо меняется, как будто она что-то вспоминает. Отходит на пару шагов. Конечно, мы же всё ещё недалеко от школы, нас могут увидеть.