Еще накануне «судного дня» Олег подготовил все бумаги в нужном количестве копий по числу лиц, участвовавших в деле. Он усердно раскладывал их в прозрачные файлы, затем по очереди прикреплял железной скобой стопки документов в огромную папку зеленого цвета. Собирание бумаг заняло не один месяц, на их укладывание мы потратили по крайней мере полдня.
Вот и наступило долгожданное 12 января. Дата была указана в повестке, которую я сжимала в руке. Ровно в десять утра все участники процесса толпились перед входом в суд. Наконец, нас пригласили в зал № 6. Свидетелей, среди которых были соседи по даче, свекровь и несколько совершенно незнакомых мне лиц, попросили остаться в коридоре и ждать вызова. Олег сел справа от меня и, увидев Проценко, шепнул:
– Интересно, как он будет выкручиваться, когда выяснится, что за весь месяц он предоставил только одну встречу с ребенком? – вооруженный пачкой документов, Олег рвался в бой.
Вошла судья Иванова, все встали, и я сразу заметила, что она одета не как в прошлый раз, а в черную судейскую мантию. Я решила, что это хороший знак – значит, у нее серьезные намерения. Когда все сели, судья сказала:
– Судебное дело объявляется открытым. Имеются ли у сторон ходатайства?
– Имеются, ваша честь, – перехватил слово мой адвокат, – просим приобщить акты опеки и приставов о неисполнении господином Проценко судебного определения.
Я посмотрела на Рому и удивилась тому, насколько он уверенно и хорошо себя чувствует. Судья, взглянув на наши акты, перевела на Проценко вопросительный взгляд:
– Почему же вы снова не даете маме общаться с ребенком?
Рома, поправив галстук, неспешно поднялся во весь свой двухметровый рост и совершенно спокойно ответил:
– Ваша честь, мы с ребенком находились на лечении. Дело в том, что действиями матери был нанесен вред психическому здоровью ребенка, о чем имеются заключения психолога и акты соседей.
– Какими действиями матери, уточните? – задала вопрос судья.
– Да. После встречи с матерью двадцать второго декабря девочка много плакала, снова ухудшился сон, нарушился аппетит, и я был вынужден обратиться к медикам, – ответил Рома и предъявил судье заключения уже знакомого специалиста Тютюник и от руки составленный акт с подписями соседей.
Судья Иванова процитировала показания соседей, написанные на подсунутой бумажке: «Мать вела себя неадекватно… угрожала устроить погром… Ребенок к матери не пошел, был на руках у отца… Девочка была напугана действиями матери…».
Опека, состоявшая из двух женщин-инспекторов, зашушукалась. Затем они предоставили три официальных акта с разными датами, но с одной фразой: «Встреча матери с ребенком не состоялась, телефон Проценко был выключен, дверь никто не открыл».
Судья также их приобщила к делу и стала озвучивать «заключения» психолога Тютюник. Из того, что она прочитала, я успела уловить фразу о назначенном Ксюше лечении. Меня охватил ужас. Глядя на Рому, я старалась угадать, действительно ли он способен кормить ребенка психотропными препаратами, чтобы скорее заглушить ее любовь ко мне, или же все-таки ему хватает ума просто использовать это как аргумент в суде? Дальнейшее развитие событий все больше напоминало карточную игру. Олег пытался возразить против законности предоставленных Ромой бумаг, тем более что на них отсутствовали даже печати, но у судьи, кажется, никаких сомнений не возникало. Она без колебаний приобщила фиктивные бумажки к материалам дела. Что за чертовщина?
– Дайте мне хотя бы ознакомиться с этой ложью, – настаивала я, но судебная машина уже неслась вперед.
– У нас еще имеется ряд документов, – тут проявила себя адвокат Проценко, не замеченная мною ранее. Женщина средних лет и интеллигентного вида была явно адвокатом высокого уровня. – В частности, просим суд обозреть характеристику Спиваковской Светланы Александровны, выданную участковым милиционером Санкт-Петербурга.
Пока я с удивлением смотрела на Олега, судья уже начала читать:
– «Гражданка по месту жительства характеризуется негативно. От соседей неоднократно поступали жалобы. Склонна к злоупотреблению наркотическими и психотропными веществами без назначения врача. Ранее не судим». Кто допускает такие ошибки? – прервалась судья и тут же продолжила, – «к административной ответственности не привлекался», – она снова споткнулась о грамматическое несоответствие, – «однако была замечена с лицами, злоупотребляющими наркотическими веществами и ранее судимыми. Тишину и покой в ночное время нарушает. Имеет склонность к злоупотреблению алкоголем, имеет отрицательную репутацию среди населения. По характеру вспыльчива, конфликтна», – и судья Иванова, покачав головой, отложила бумажку.
В этот момент Олег снял и протер запотевшие очки. Комментариев с нашей стороны сразу не последовало, поэтому Проценко воспользовался преимуществом явно удавшегося нокаута:
– Ваша честь, какая же это мать? Ее не интересует дочь, в голове только гулянки, пьянство, разврат!