Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге

Значит, гараж, помимо всего прочего, был оснащен спутниковой тарелкой. Однако снаружи я тарелки не заметила. Хм, мне первый раз приходилось наблюдать за собой по телевизору, ведь до этого я видела программы только в монтажной. Взгляд на себя прошлую в этом странном месте был словно выход из собственного тела. Среди троих телеведущих в яркой студии была моя предыдущая версия, еще не догадывающаяся, что ждет впереди. Кажется, та съемка проходила два года назад. Тогда у меня еще был ребенок, а также муж, собака, машина, дом, работа. В изумрудно-зеленом платье, украшенном хромированными бусами, в образе, искусно подобранном стилистами, я улыбалась с телеэкрана себе сегодняшней. Общего между нами за эти два года почти не осталось, кроме, пожалуй, одного: тогда, как и сейчас, я сидела на бежевом диване. Толя никак не ожидал оказаться рядом с девушкой из телевизора. Это лишило его дара речи. Зато Немец снова был до безобразия невозмутим.

Я оставила Толю досматривать ток-шоу и отправилась разглядывать картины, висящие на стенах гаража. Их было немало. В основном абстрактная живопись, в духе ориентального постимпрессионизма. Затем мое внимание привлек старинный комод, центральный объект второго этажа. Именно тут Немец хранил свою знаменитую коллекцию оружия. Полки у комода были непривычно плоскими, каждая всего около 5 см в высоту. Не без трепета Немец позволил Толику открыть и изучить содержимое таинственного комода.

На верхней полке, облицованной изнутри синим бархатом, лежали современные клинки и ножи ручной работы. Рукоятки у некоторых ножей были выполнены из камня, с резными узорами, у других – из кожи и даже из серебра. Казачьи шашки, пехотные сабли, кукри – непальские ножи с изогнутыми лезвиями, блестящие мачете… Свою коллекцию Немец собирал на протяжении многих лет, причем пользуясь совершенно разными способами. Как рассказывал он сам, сопровождая осмотр, какие-то ножи находил на раскопках в разных частях света, на суше и даже в воде. Некоторые экспонаты были успешно приобретены им на барахолках, иные же скупались на закрытых аукционах. А за особо ценными предметами Немцу приходилось охотиться годами. Теперь собранная им коллекция холодного оружия насчитывала более двухсот редчайших экземпляров.

Полка за полкой, мы погружались глубже в историю. Так, в четвертом ящике сверху лежали штыки времен Второй мировой войны. Когда дело дошло до самурайских мечей и штык-мечей 1812 года, у меня закружилась голова.

Словно новорожденных младенцев, Немец нежно брал в руки холодное оружие, исследуя клинок за клинком. Лезвия блестели и возвращались обратно на синюю бархатную ткань на полки вместительного антикварного комода. От мысли о том, сколько жизней было порешено при помощи содержимого комода, меня начало тошнить. Энергия смерти, исходящая от оружия, отталкивала, вызывая желание скорее вырваться из гаража-бункера. Но Немец вовсе не спешил отпускать нас. Он знал, что в моей жизни происходит не совсем тривиальная ситуация и, прощупывая обстановку, явно приближался к этому разговору.

– …Тесак носили на перевязи через правое плечо. В лопасть перевязи вставлялись ножны тесака и штыка, – уточнил Немец, демонстрируя очередной боевой артефакт.

Желая отвлечься от ужасных историй, я вернулась к живописи. Тут же стало понятно, откуда Немец привез картины. Полотна, краски и даже почерк изображений были мне знакомы. Во время путешествия по острову Бали мне довелось посетить арт-базары и галереи, встретить немало художников, творящих прямо «под открытым небом». Тогда на Бали из множества картин я выбрала «Зеленого Будду». Ничто не помешало «Зеленому Будде» добраться до Северной столицы и занять место на стене у меня дома, рядом с большим портретом улыбающейся Ксюши в огромной зеленой шляпе. Глаза у Будды закрыты, хотя философы утверждают, что в отличие от нас, смертных, Будда совсем не спит…

Немец с Толей завершили изучение оружейной коллекции и чинно задвинули нижнюю полку «табакерки». Я обратила внимание на одно полотно, что висело прямо над диваном. Своей простотой картина походила больше на детский рисунок. Неужели Немец позарился на чей-то черновик? – удивилась я. Белое полотно размером метр на метр как будто случайно было испорчено чернилами. То ли иероглиф, то ли загогулина.

– А что это за «каракули»? – поинтересовалась я, жестом указав на непонятную картину.

– Неужели ты не видишь? – снисходительно ответил Немец. – Перед тобой изображен извечный символ мужского и женского начала, слияния света и тьмы, воды и огня…

Я нахмурила брови. Неужели он хочет посмеяться надо мной? Какой еще символ? Обычная мазня! Но, зная первое правило наблюдателя, сделала шаг назад, чтобы посмотреть издалека.

– Боже! Какое превращение! – я была потрясена. – Это же инь-ян, причем в каком-то особом виде. Не могу понять, в чем его отличие?