Ну разумеется, после такого вступления девушки окружили нас. Сопровождая свои каверзные вопросы насмешливыми взглядами, они вогнали меня в краску. Но не Строганова!
– Да, – хладнокровно отвечал он, – я специалист в области виженари-арта. Вы могли читать мои статьи в журнале «Хэ Жэ»… я там веду обозрение…
Я закашлялся, но, видимо, такое издание существовало, поскольку выражение лиц у девушек изменилось.
– Кстати, я люблю творчество Альбрехта Дюрера, – Арсений принял вид преподавателя Оксфордского университета. – Поэтому мне понравилась именно эта картина!
А я подумал: еще бы! Ведь календарь с гравюрами этого немецкого живописца я подарил ему пару лет назад.
А вечеринка набирала обороты. Я закрыл рот, открытый от удивления, и постарался, чтобы глаза мои не напоминали таковые у больных с гипертиреозом.
– У Малевича, моя дорогая, – улыбался Строганов грустной мудрой улыбкой, – цвет теряет связь с формой!
– А как же идея изображения цветоформ? – возражала высокая блондинка с красивыми глазами и в длинном сером платье. – Супрематизм…
– Что значит цветоформа? – перебил ее Строганов. – Изображение на плоскости холста…
Я незаметно ущипнул себя за нос. Не помогло!
– Цвет, не ассоциированный ни с каким конкретным предметом, – продолжал разглагольствовать Арсений, – но он имеет содержание, мои дорогие! Какое? Я скажу какое – Энергетическое! Цвет – это Малевич. Цвет – это Ван Гог! Только сюжеты у него другие. Не квадратные… ха-ха! Хотя «Черный квадрат» – это начало нового художественного алфавита! Даже доктор с этим согласен! Да?
Все посмотрели на меня. Я важно кивнул.
– Это Honoris causa! – представил меня этот враль и продолжил: – Супрематизм это доминанта, доминанта цветовая. Вы можете возразить, сказав, что у многих цветовая доминанта. У Матисса… Черт!
Он сбросил телефонный звонок и еще какое-то время рассуждал о цвете, форме и объеме. Я, придя в себя после культурного шока, кажется, стал понимать, откуда у него эти познания. Там, возле памятника Тургеневу, в скверике у дорогущего дома, он выискал эти подробности на каком-то сайте и, обладая феноменальной памятью, просто запомнил! Вот ведь, гонорис кауза! Энергетик доморощенный!
Закончив свой дискурс и подняв свой авторитет до неба, которое было изображено на потолке, Арсений поинтересовался выставкой Маргариты Сердюковой.
– Для начала мы бы хотели посмотреть каталог. Вернее, купить его.
Но, увы, каталог у них остался один, и посмотреть его было можно, но с возвратом. Одна из девушек – невысокая брюнетка с короткой стрижкой – отправилась за журналом. Что там хотел найти мой приятель, я не знал и был уверен в том, что и он сам этого не знает. Обыкновенная рутинная работа, как говаривал Калле-сыщик. Я поймал себя на том, что с сомнением качаю головой: не знаю, не знаю… Знание служит жизни, мудрость ею правит…
Мы расположились в холле на небольшом диванчике, стоявшем между мраморными колонами. Каталогом завладел, разумеется, Арсений: он быстро просматривал картинки, мелькали портреты, пейзажи… одна батальная сцена, на которой Арсений немного задержал свое внимание…
– Очень красиво! – поделился он радостью настоящего ценителя.
И наконец, под номером двадцать семь обнаружилась та самая картина, «Портрет Петра после смерти». Она была нарисована, простите, написана в ином стиле… Мне эта картина сильно напомнила портрет Председателя из фильма «Приключения принца Флоризеля». Кажется, это называется кубизм? Но могу ошибаться, я же не специалист по виженари арту, или как его там? А наш виженарный артист стал внимательно изучать ее. Качество репродукции было отменным.
– Ну, как? – поинтересовался я, наблюдая, как он то с одной стороны посмотрит, то с другой. То вообще, поднял каталог над головой и уставился на него. – Петра видишь?
– Вижу, – неожиданно кивнул этот искусствовед. – А все потому, доктор…
– Honoris causa, – напомнил я ему.
– Да, спасибо! Так вот, все потому, что ты когда-то увлекался фотографией! Помнишь, у тебя есть фото Петропавловского собора, когда ты снял его снизу, лежа на мостовой?
– Э-э, ну, вроде бы…
– А я помню. Теперь давай вместе смотреть, вдруг я ошибаюсь?
– Такое возможно? – удивился я.
– Нет. Смотри! Видишь эти треугольники и многоугольники? – ткнул он в страницу. – Они образуют странную фигуру. Мощные основания, затем квадрат и, сужаясь вверх, фигура устремляется в небо… это очень похоже на твое фото собора! Что-то по форме напоминающее Эйфелеву башню…
– Ты же говорил Петропавловский собор, – напомнил я ему.
– Совершенно верно. – подтвердил Арсений. – Но! Это еще и похоже на Петра!
– Петра первого? – на всякий случай уточнил я.
– Разумеется! – противно подтвердил Строганов. – Смотри, высоченный рост, ручищи, маленькая голова, усы… ты памятник Петру в Петропавловской крепости видел? Монстр такой, классный! К нему раньше можно было на колени залезть!
– Это Петр Первый Шемякина, – пояснил я ему.