Гроссмейстер

– Эврика! Вот почему мне эта картина знакомой показалась! – Арсений вскочил и пробежался вокруг одной из колонн. – Если тот памятник, который сидит, поставить на ноги, то это будет он! Петр, которого нарисовал этот художник Соломка! Они жутко похожи! Ну что, разве не гениально? – поинтересовался он у меня, ожидая рукоплесканий.

– А когда Соломка нарисовал свою картину? – вздохнул я.

– Э-э, а что? – удивился Арсений.

– Да ничего, – пожал я плечами. – Тут или Шемякин видел картину Соломки, перед тем как памятник создавать, или Соломка во сне увидел памятник Петру Шемякина.

Я не выдержал и захохотал. Просто Арсений выглядел настолько изумленным, как будто памятник и правда встал с постамента.

– Картина, вон, смотри, нарисована аж в 1925 году. А памятник Шемякин пристроил в крепости совсем недавно, в начале девяностых!

Мыслитель задумался и полез в телефон, правда, перед этим ожег меня свирепым взглядом, словно я был в чем-то виноват.

– Ладно, – изрек он наконец, – допустим, что художник не видел монстра из крепости…

– То есть как допустим? – возразил я ему.

– Не цепляйся к словам, я не Аристотель. Смотри на картину… кстати, я бы себе точно такую хотел. Интересно, почем она? Так вот, это действительно портрет Петра после смерти! Я посмотрел, в чем его хоронили: видишь, полное совпадение! – он стал тыкать пальцем по изображению в каталоге. – Ярко красные одежды… поперек груди голубая лента…

– А это что за морской еж? – усмехнулся я, тоже ткнув в какое-то существо, похожее на морскую звезду или ежа посреди голубой полоски, которую Строганов обозвал голубой лентой.

– А это, уважаемый, орден Андрея Первозванного! – потер он руки.

– А это что, под орденом? Колокол? В груди у твоего Петра… – я показал на треугольного вида колокольчик.

– Правильно! Так и есть! – искренне обрадовался живописный детектив. – Потому что это и Петр, и Петропавловский собор одновременно!

Я посмотрел на него взглядом своего знакомого доктора психиатра.

– Да неужели?

– Смотри! – возбужденно говорил Строганов. – Помнишь, ты мне рассказывал, что архитектору, который этот собор строил, сон приснился? Собор в виде Петра или Петр в виде собора, я не помню…

– О, Господи, это же легенда про Трезини…

– Неважно! – не пожелал меня слушать Арсений. – Главное, что мы на правильном пути! Одно мне не понятно…

– Везет! – вставил я. – Если только одно…

– Да, – подтвердил он. – Значит, это и есть портрет Петра после смерти. Петр. Собор. Только непонятно, как он мог встать после смерти? Не слышал, Петр не оживал, после того как умер? Никаких легенд на эту тему не было?

Арсений ходил взад и вперед перед диваном, натыкался на колонны, взъерошивал себе волосы – словом, был похож на ненормального.

– Можно вопрос? – обратился я к нему, впрочем, не особо рассчитывая на реакцию с его стороны.

– Вопрос… – задумчиво повторил он. – Вопрос… вопрос, зачем он нарисовал эту картину? Это значит, что он должен был это видеть, на него это произвело впечатление, и он бросился рисовать… так! Нам нужна его биография! Это раз. И два – нужно узнать, кто эту картину купил.

– И три, – вставил я, – как это нам поможет в поисках Маргариты? Мы ее ищем, не забыл?

– Маргариты? – переспросил он. – Черт! Как она не вовремя пропала! Если бы она не пропала, то мы бы у нее узнали всю историю этой картины! Ты понимаешь? – последние слова он прокричал. Из зала высунулись две наши знакомые девушки, а снизу стал подниматься охранник.

– Пожалуй, нужно этот каталог забрать с собой, – хмуро заявил он, – им он все равно не нужен.

– Слушай, это некрасиво! – Строганов, несмотря на свою патологическую честность, как он мне сам как-то признался, ради дела мог не только каталог, и картины со стены украсть. – Даже не думай! – пресек я его попытки.

Тогда он заснял на телефон странный портрет, и мы пошли отдавать журнал девушкам. Поблагодарив, Арсений невзначай поинтересовался, кому, мол, повезло прикупить такую знатную картинку? Но увы, ему ответили, что это закрытая информация.

В этот момент в зал вошли трое мужчин. Девушки при виде вошедших оживились. Я отметил, что один из этой троицы очень отличался от двух других: он был немолод, полноват, одет дорого, но при этом неряшливо, – на светлом пиджаке я увидел пятно то ли от кофе, то ли от соуса… а вокруг шеи был повязан яркий платок, но как-то небрежно… Его сопровождающие были молодыми, спортивными, аккуратными и с непроницаемыми лицами. Так это охранники! – пронеслось у меня в голове. А главный, наверно, коллекционер! Ну не художник же?

– Это тот самый Воровский, владелец музея! – зашипел мне в ухо Строганов. Я смущенно кашлянул, почувствовав неловкость, поскольку тот услышал Арсения. Но, видимо, приняв это за комплимент, он благосклонно кивнул нам и стал негромко беседовать с девушками. Арсений подошел было поближе, насколько позволяли охранники, но Воровский довольно быстро завершил свое общение с сотрудницами и, бросив на нас мимолетный взгляд, главный жрец этого музеона величественно покинул зал в сопровождении своих бодигвардов.