Гроссмейстер

– Так это же ты и распорядился, – пожал тот плечами.

– Черт! А своя голова у тебя есть? – и он стукнул кулаком по золоченому узору кафедры.

– Что ты все чертыхаешься? – засмеялся круглолицый. – Тут храм все-таки.

– Да плевать я хотел! – вспылил худой, бросил окурок на пол, выложенный цветными известняковыми плитами и притушил его носком вычищенного сапога. – Бога нет! Понял? Ленин есть, я есть, ты есть, а Бога нет. И мне нужна могила того самого Брюса!

– Слушай, а помнишь, в восемнадцатом мы отсюда венки серебряные, медали золотые забрали? Даже корону с бриллиантами… Я к тому, что сегодня улов побогаче будет, чем тогда, а ты из-за какого-то Брюса переживаешь, к тому же еще и дохлого!

– Ёперный театр! – поморщился худой. – Мне ни золота, ни бриллиантов на хрен не надо! Можешь ты это понять? Потому что одно изобретение этого черта Брюса стоит дороже, чем все твои цацки, которые ты у покойников сегодня изъял. Ты понимаешь, что он сделал живую и мертвую воду? И если мы найдем флаконы с этими жидкостями или рецепт, как их сготовить…

Тут вдруг что-то почудилось Глебу Ивановичу, он резко развернулся и заметил притулившегося неподалеку какого-то молодого человека.

– Ты кого тут сторожишь? – набросился он на него.

– Я? Никого, товарищ…

– Ты чего мне горбатого лепишь? – грозно навис над ним Глеб Иванович. И уже собирался позвать красноармейцев, охранявших выход из собора, как тот заговорил:

– Товарищи, возьмите меня к себе, я вам пригожусь, вот увидите! Я Акимка Кишкин…

Тут-то и раздался окрик, что пора работать, и Аким, поискав глазами своего напарника, рыжего студента-художника, побрел к последней могиле.

Начальники, прищурившись, смотрели ему вслед, потом переглянулись, понимая друг друга без слов. Шпионы и агенты мирового империализма были повсюду, и даже этот простого вида парень мог вполне оказаться подосланным к ним.