Гроссмейстер

Вообще, он и не знает, выжила ли она. Его тут же скрутили, а на крики с просьбой помочь Лине никто не отозвался – они это делали с такой неторопливостью, что ему хотелось наорать на них. Его бьют в живот, отчего он складывается, и силой толкают в машину. А потом каждый день не отличался от предыдущего – допрос с пристрастиями, разбитое лицо, вечный металлический привкус во рту и ночи без сна.

Тео злится. Не на полицейских или на тех преступников, а на самого себя – он не смог защитить то, что ему так дорого. Он не ошибся в своём плане – да, у него всё шло именно по нему – только вот момент с ранением он не смог предугадать. Опоздал.

И так тянутся дни – полные грузных мыслей и переживаний.

***

– Доктор Шёнтре, как она? – спрашивает Мейл, стоя в палате. Около него мужчина в больничном халате, выглядывающим из-под него операционном костюме, держащий в руках планшет с историей болезни.

– Я не хочу Вас обнадёживать, – он качает головой. Садится на скамейку и переводит взгляд на больного. – К сожалению, за последние две недели ничего не поменялось. Она всё так же в тяжелом состоянии.

Мейл присаживается рядом и сжимает в руках ткань халата – он тоже обязан был его надеть в приёмной, куда наведывался каждый день.

– У неё есть шансы?

– Активность мозга всё ещё есть, я бы сказал, что электроэнцефалограмма у неё очень хорошая, особенно для человека, лежащего в глубокой коме. Шансы есть всегда, нам остаётся только следить за её состоянием, – мужчина делает небольшую паузу, встаёт и добавляет: – Через десять минут отбой, покиньте палату, пожалуйста.

– Да, спасибо, – бурчит Мейл, покидая помещение с тёмно-синими стенами.

В коридорах пусто: лишь изредка снуют медсёстры, а ещё реже – пациенты, возвращающиеся в свои покои.

– Скажите, у неё есть ещё родственники?

Парень тупит взгляд, а после растерянно чешет затылок:

– На сколько мне известно, кроме матери и брата никого. Что-то случилось?

– Просто странно это – мы смогли найти только контакты брата. Позвонили господину Лукасу в день, когда мисс Вьери поступила к нам, но он резко ответил, что ему всё равно. У нас в больнице закончилась первая отрицательная, а ей срочно нужно было переливание – потеря более 35% ОЦК сопровождается тяжелыми нарушениями и высоким риском летального исхода. Счёт шёл на минуты – мы надеялись на помощь ближайшей родни, но… Одним словом – спасибо тому курьеру, который бросил все дела и, несмотря на свой выходной, помчался в банк крови. Если она очнётся, то ей потребуется поддержка близких.

Последние слова как-то канули в лету – Мейл задумался. Что значит «Если она очнётся…»? Нет, он сам тоже врач – нельзя терять голову. Но с другой стороны – он успел соскучиться за эти недели по тем посиделкам в кафетерии их клиники, по вечно строгому лицу Лины и по её аккуратным записям в тетрадях. Для него она как важный и близкий друг. Когда ему становилось тяжко, то он всегда знал – может зайти в соседний кабинет в перерыве, сесть в кресло и высказаться, попивая свежезаваренный листовой чай. Они могли задерживаться после работы на час и просто просидеть на диване в кабинете Мейла, пялясь через панорамное окно на медленнотекущую жизнь в городе.

И от одной только мысли, что он будет готовить речь на её похороны, становилось не по себе. Будто обухом по голове ударяли.

***

– Какой отстой, – изрекает Лина, упираясь в огромную чёрную стену. Она уже изрядно устала бродить в одном и том же сне столько времени.

Сколько времени ей потребовалось, чтобы пройти белый лабиринт? Как кажется – вечность. И едва она выходит на полевое пространство – именно так прозвала Вьери тот отрезок пути, где не было ни единой стены, а лишь изредка меняющийся пол – то в мышцах начинает ощущаться дичайшая слабость. Она волочится маленькими шагами, стараясь держаться прямо и не уплывать в стороны.

Здесь тепло – и босые ноги не мерзнут, и невесомый белоснежный гофр изредка подымается на слабом и едва ощутимом ветре. Обрывков явно стало меньше – однако в серой пустоте тянулась едва заметная дорожка из ткани, по которой, в случае чего, девушка может вернуться назад. По крайней мере, всегда есть вариант спрыгнуть в бездну и проснуться в своей кровати. А что делать, собственно, если не хочешь просыпаться? Ну, в этом сладком мире лжи хотя бы можно погулять и порешать замысловатые загадки.

На ощупь черная стена такая же, как и белая – лакированное дерево, идеально зашкуренное и гладкое. Она возвышается вплоть до небес – резюмирует Лина, задирая голову вверх.

А ещё привычная здесь тишина тревожится слабым звоном колокольчиков – его не было раньше. Вообще, тут стояла такая мёртвая обстановка, что Вьери, как ей кажется, слышала то, как двигаются лёгкие при каждом вздохе. Он доносится из первого пролёта, который Лина считала входом в лабиринт. Судя по всему, находится несколькими метрами левее. Она не отпускает руки и идёт на звук, придерживаясь стены кончиками пальцев правой руки.

И замирает тут же, как видит в абсолютной черноте лабиринта двухвостого белого лиса.

***