Гротенберг. Песнь старого города

Он глянул на женщину, подошедшую к ним. Она, не вмешиваясь никак в разговор, поставила перед ними еду, и напитки, и тут же удалилась, бросив: «господин Керо, вас ждут в саду». Асари будто просветлел.

— Отлично! Отлично. День складывается просто отлично. — Сложив руки, он прошептал что-то под нос. Кажется, это была молитва. Благодарность божествам за то, что у него есть такая возможность. Сегель последовал его примеру. К его удивлению, вернуться к старым привычкам было проще, чем он думал. — В любом случае, жаль, что меня не было на площади. Можно было бы в два счёта её там убрать.

— Если ты можешь её убрать, то я-то тебе, зачем понадобился? — Асари, поднесший уже наколотый кусочек рыбы ко рту, фыркнул, и ответил:

— Внутри замка её защищает колдовство. Одному мне через нежить не пробиться, вот и всё. Оракул ясно дала понять, что одному идти туда будет самоубийством. Поэтому я и спас тебя. Это было не от сердечной доброты, уж извини, а от простого расчета на последующее сотрудничество. По крайней мере, я хочу верить, что наше сотрудничество мне не выйдет боком. Тебе-то вообще, зачем понадобилось убивать Мэйнард?

И в ожидании ответа он сунул-таки еду в рот.

— На самом деле, мне плевать на правительницу Гротенберга. — Честно сказал мужчина. — Однако... мне чётко дали понять, что у меня нет особого выбора, если я хочу покинуть город со своей целью. Кстати, мы сможем до заката кое-куда сходить? Часть города, которая мне нужна, мне неизвестна, но у меня есть адрес.

Асари нахмурился.

— Зачем это ещё?

— Хочу узнать, жива ли моя сестра ещё, или у моей цели нет смысла. — Ответил Сегель честно, и вздохнул. Рассказывать большее не было смысла. — Она живёт сейчас в Новой части города.

— Сначала к моему другу-алхимику, потом к ней. — Неожиданно жёстко ответил Асари, но тут же смягчился. — Сестра, да? — Тут его глаза наполнила тоска. Сегелю хорошо был знаком этот взгляд. Он не задумывался, есть ли семья у Асари. Его промысел был похож на то, чем и он сам занимался когда-то, но эта тоска... нет, Сегель себя поправил, эта скорбь. — Понятно. Плата по счетам, цена за свободу — жизнь старушки Мэйни. Ха... это занимательно. Правда, очень занимательно. — После этого он отхлебнул из кружки пиво, но этого будто не заметил.

— Скажи, а как ты вообще связал себя с Ним?

— Долгая история. Долгая и сложная. — Снова удачно сбил «маску веселья» у своего собеседника, потому Асари поморщился, и продолжил. — И не горю я желанием ей делиться. Поэтому, если быть кратким: он пришёл ко мне тогда, когда я в этом больше всего нуждался. Когда ты молишь божества помочь. Я молил Кирана обратить свой взор на несправедливость, но во сне встретил его, и он открыл мне тайные знания, и карту сил, в обмен на проливаемую мной кровь. Вот и всё. Полагаю, у нас с тобой и в этом есть что-то общее.

— Почему ты так решил?

— Я просто это чувствую. В. обращает взор на тех, кто в этом и впрямь нуждается, но этого недостаточно. Он смотрит на тех, кому нужна его помощь, но помогает только тем, у кого хватит духу заплатить цену за его дары. Только в подлинном отчаянии и страхе рождается возможность платить кровью за могущество. Я слышал, что во многих религиях за стенами Гротенберга есть подобные сущности. Они поощряют войны, бедствия, и боль человечества. Я думаю, это просто баланс. Если бы здесь было только всё хорошее, и люди бы получали от божеств всё, что они хотели, это бы не излечило пороки человеческой души. Зависть, жажда власти — это малая часть того, что в нас находится постоянно, и это никакая воля наших создателей не может излечить. Для этого нужно было бы просто по щелчку изменить само человечество. Изменить души. Поэтому их поклонения мне казались бессмысленными. Сколько хорошего несёт желание человека, столько и плохого, и, конечно же, боги стараются никак не встревать в этот баланс. Даже в самых благих побуждениях может стать хуже другому человеку.

— Кажется, я понимаю, о чём ты говоришь.

— Правда? — Асари рассмеялся. — Хоть кто-то не тыкает в меня пальцем со словами, что я несу какую-то ересь. Но, — его лицо выражало лёгкую тоску, — наверное, это потому, что в нас и правда есть что-то похожее. Может, поэтому он заметил нас. На самом деле, с детства я размышлял о том, что было бы, если бы мы разрушили старые доктрины о божествах, и изменили всё так, чтобы это было по уму, а не от слепой веры.

Тут парень махнул рукой, и покачал головой, тяжёло выдохнул, и завершил:

— Но теперь об этом поздно думать.