Лишь через мгновение Жрецы увидели, что из тумана шагает стража. Конечно, Мэйнард понимала, как рискован этот шаг — выходить в народ, который тебя проклинает. На её лице не было никакого беспокойства лишь холодная, уверенная улыбка.
Двигаясь бесшумно, словно призрак, с едва уловимым шелестом церемониальных одежд, походящих скорее на звон кандалов заключенной, вступила на каменные ступени, поднялась к центру площади. Вестник в изумлении уступил ей место. Ей, и её слуге, следующему за ней следом.
На миг воцарилась напряженная тишина. Мир, словно замер в предвкушении чего-то, что обязательно должно произойти. Все вокруг уловили изменение в пространстве. Незримое присутствие наблюдателей.
— Гротенберг. Я прошу прощения за то, что покинула тебя! — Неожиданно громко проговорила Мэйнард ровным и твердым голосом. — Боги, верно, должны простить мне мою болезненную слабость от чумы, принесенной проклятым Вакантом на наш город. Вакантом, и его Вестником. — Она выждала, оценивая настроение толпы. Руки её потяжелели от меча, будто ни она опиралась на его стальную плоть, а он давил на свою обладательницу. Мэйнард сосредоточила внимание на одной ей ведомой точке. Чувствовала присутствие. Далекое, знакомое присутствие. Но не здесь, не в толпе. Толпа же затрепетала от шепотков. Все понимали, о ком она говорит. — Пять лет назад, когда мой муж, и весь Совет, погиб от его руки, я молила Кирана забрать его проклятую душу. Но, как видно, боги не услышали меня. — Женщина скорбно опустила голову. — Тогда, молю сейчас. Киран! Прошу праведного суда над тем, кто породил весь этот кошмар. Кто поверг судьбы ни в чем неповинных людей в вечное страдание. Услышь наши мольбы! Открою ныне торжество Божеств со скорбью в душе. Пусть Первая кровь, прольется.
Мэйнард вновь вскинула голову.
«Где же ты... Где?» — думала она, протягивая руку Вестнику божеств. Юноша из храма напел строки. «Мы призываем свыше поддержку и силу,//Чтобы идти по Пути истины, //Как шли Вы до нас», - занес руку с ритуальным кинжалом, вырезал символ культа Пяти. Кровь каплями собралась по краям раны, и Мэйнард положила окровавленную руку на рукоять.
— Второй пусть будет тот, кто был по мою сторону все годы. Сердце, переданное им задолго до этого дня. Клятва, переданная его устами. — Она осторожно надавила на плечо своего слуги, и кивнула, негромко спросив, едва он приклонил колено: — согласен ли ты стать Второй Кровью?
— Да, госпожа. — Раздался четкий ответ. Он опустил голову, чуть выдвинув вперед, и шептал слова Пути.
«Через Тьму проведу, прямо к Свету. Через муки пройду, стану пеплом»
За ними вторили и горожане, и гости города, и жрицы. В их голосах потонул свист клинка, и отсеченная голова, покатилась по площадке. Вестник поднял её, скрытую вуалью. Глаза его расширились от ужаса на миг, но ритуал требовал последовательности. В ушах звучали слова Оракула: «День, когда сердце мертвеца откроет путь богам. Ужасный день, и великий» — и он не мог с ней поспорить. Голова бывшего члена Совета, погибшего пять лет назад, сейчас словно теряла последние капли жизни, сброшенная в колодец.
— Боги, услышьте нас! – прогремел над площадью усиленный магией голос Мэйнард. Он требовал, а не молил, ибо тот, кто отдаёт самое дорогое, имеет на это право.
Но толпа, казалось, не поняла её призыва.
— Боги, услышьте нас! - Мольба тысячами голосов взвилась над площадью.
Мэйнард опустила меч, тяжело опершись на рукоять.
— Главный Жрец, чья кровь будет Третьей? — Спросила она, смотря на первого Жреца, рядом с Элеонорой, первой Жрицей.
— Дитя, служащее верно храму, - склонил он голову, и на миг показалось, что странная улыбка искривила его губы.
Мэйнард кивнула. В её взгляде проскользнуло презрение к этому вечному старику, который отдаёт ребёнка на смерть и радуется, что его жалкая душонка никому не нужна, ибо давно пуста и трухлява, как изъеденный молью платок.
— Третья кровь! — Возгласила она, подняв обе руки к небу. — Чистая, верная, неискушенная кровь. Мы — слепцы. — Резким движением она закрыла глаза руками, крест-накрест. Город, будто бы став единым организмом, подчинился ей, закрывая свои. — Мы не достойны узреть эту кровь. — Хор вторил за ней. — Её чистота нам не постижима. — И вновь хор голосов, резко оборвавший песню на самой высокой ноте.
Тишина. И гром от едва различимых детских шагов. Юная жрица поднималась на эшафот. В своём тонком белом платьице, развевающемся на ветру, взявшемся ниоткуда, она казалась невесомо лёгкой и почти призрачной, будто ступала по грани миров.
Тяжелая, гнетущая тишина опустилась на город. По толпе будто прокатывались ледяные волны, заставляя содрогаться тела. Шаг за шагом, волна за волной нечто незримое вторгалось на площадь. И странное потустороннее чувство наполняло жителей. Пространство вибрировало от магии. Наполняло и древние символы вокруг помоста силой. Людей уже трясло от странной пытки, словно нечто скользило россыпью маленьких молний по коже.