Гротеск

Далекая российская земля.

На заснеженной равнине стоит кирпичный дом. Он весь засыпан снегом, со всех сторон теснятся высокие яблони, летом накрывающие его плотным зеленым покрывалом. В доме у печки сидит старушка, перед ней чашка горячего чая, куда она положила ложечку яблочного варенья. Старушка погружена в воспоминания. Она думает о внучке, которая осталась в Японии. Надо написать ей письмо. Старушка подходит к дубовому столу и, лизнув кончик карандаша, пишет:

Здравствуй, Анна! Как поживаешь? Папа уехал в Москву. Выступает там в Большом театре. Вестей от него нет, значит — здоров, можешь не беспокоиться. Па-де-де с ним танцует Павлова — русская красавица, наша гордость. Танцуют «Лебединое озеро», но папа очень хочет, чтобы поставили его балет. Он сочинил балет о Японии, хотя в нем нет ни одной японской мелодии, даже самой простой, вроде «Сакура, сакура», что учат в школе. Замечательная балетная музыка, похоже на Чайковского. Я вышлю фотографии, когда напечатают. Тебе будет интересно.

Скучно, наверное, тебе одной в Японии. Папа страшно жалеет, что оставил тебя в этой семье. Но иначе было нельзя — время такое, люди уезжали. Если бы он этого не сделал, может, тебя и в живых бы не было. Прошу тебя: учись, расти быстрее. Ты красивая девочка, и мама твоя — уральская красавица. Черноволосая. А у папы волосы золотистые. Ты превратишься в яркую, блестящую девушку, и с младшей сестренкой будет все в порядке.

Что-то в этом роде. Вы спросите: «Как же так? Хранишь сочинение Юрико, а свое собственное куда подевала?» Что сказать? Не знаю. Да разве в этом дело! Я передала ощущения, которые были у меня в детстве. Впрочем, мои литературные таланты сейчас уже не имеют никакого значения.

Так или иначе, я действительно вздохнула с облегчением, когда поступила в школу Q. и рассталась с моим незабвенным папашей. Я и сейчас об этом не жалею. Мы с ним разные люди, совершенно не понимаем друг друга. Как было бы здорово, если бы нас вообще не свела судьба! Что? Вы спрашиваете, был ли в моей жизни мужчина, повлиявший на меня? Вроде отца Кадзуэ, что ли? Бог миловал! Об отношениях с отцом вы уже знаете; что касается других мужчин, то мне еще не понравился ни один, и отношений у меня ни с кем не было. Я ж не нимфоманка, как Юрико.

Мужики на редкость отвратные существа. Жилистые, мосластые, с вечно лоснящейся нечистой кожей, покрытые мохнатой шерстью, с острыми коленками. Неотесанные, с грубыми голосами… И еще от них все время несет каким-то жиром. Бррр… Я еще много «хорошего» могу о них сказать. Повезло, что я работаю в муниципальном управлении, недалеко от дома, и не приходится добираться до работы на электричке. Каждый день в душном вагоне, битком набитом вонючими сарариманами… Нет, я бы не выдержала.

Но это не значит, что я за однополую любовь. Эта гадость не для меня. В старших классах мне действительно нравилась Мицуру, но там скорее было уважение. Чувство это прожило недолго и скоро испарилось. После того как я поняла, что Мицуру оттачивает свой интеллект как оружие, мы сблизились и между нами возникло что-то вроде солидарности, меня какое-то время влекло к ней. Но в десятом классе, во втором полугодии, Мицуру влюбилась в Кидзиму, преподавателя биологии, а еще до этого произошел один случай, из-за которого наши пути разошлись.

Дед уже несколько недель ходил в «Блю ривер». Чтобы набрать денег на свои походы, он распродавал бонсай. Я с жалостью и горечью наблюдала, как быстро пустеет балкон. Опустошенность не покидала меня и в тот день, когда это случилось.