Гротеск

Только что закончился урок изобразительного искусства. Я выбрала занятия каллиграфией, они проходили в другом корпусе, в большой аудитории, где мы разговаривали с Кадзуэ. Учитель попросил нас написать любое слово на выбор. Я быстро изобразила два иероглифа — «вдохновение». Вернувшись в наш класс, я увидела там Мицуру. Та замахала мне нотной тетрадью — она занималась музыкой. Я умудрилась посадить на блузку чернильное пятно, поэтому настроение было никуда, бодрый голосок подруги действовал на нервы. На следующей неделе начинались экзамены, и она ходила с красными от недосыпа глазами. Белки покрывала мелкая сетка кровяных сосудов, сплетенная в замысловатый узор.

— У меня к тебе разговор. Можешь сейчас?

Я кивнула.

— Мать хочет пообедать с тобой и твоим дедом. Я — четвертая. Что скажешь?

— Зачем? — Я рассеянно посмотрела на нее.

Мицуру постучала пальцем по зубам и наклонила голову.

— Кажется, ты ей понравилась. Живем мы рядом, вот она и говорит, что надо собраться, поболтать. Можно у нас или сходить куда-нибудь поесть вкусненького.

— Мне-то зачем идти? Пусть на пару встречаются — мать твоя и дед.

Мицуру терпеть не могла недоговоренностей. Глаза у нее загорелись — ей задали загадку, которую требовалось решить.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты у своей матери спроси. А я воздержусь от объяснений.

Мицуру рассердилась. Я впервые увидела ее такой. Лицо вспыхнуло, глаза остро сверкнули.

— Не надо так со мной разговаривать. Если тебе есть что сказать — говори прямо. Не люблю, когда начинают вилять.

Мицуру говорила сквозь слезы. Я понимала, что делаю ей больно, отзываясь так о матери, но уже не могла остановиться:

— Хорошо! Мой дед по уши втюрился в твою мамашу. Ну и на здоровье, как говорится. Но я-то тут при чем? И не надо меня тянуть в это дело. У них любовь, видите ли. Не хочу я в этом участвовать!

— Ты о чем вообще?.. — Краска отлила от лица Мицуру, в один миг оно превратилось в белую маску.

— Дед повадился к ней в бар ходить. Денег у него нет, и он стал продавать бонсай. Мне все равно. Наплевать. Однако я не пойму, зачем он твоей матери понадобился. Странно. Ему ведь уже скоро шестьдесят семь, а ей еще пятидесяти нет. Возраст любви не помеха, конечно, но у меня нет охоты любоваться на этот разврат. Противно! В последнее время со всеми что-то происходит — и с тобой, и с дедом. Из-за Юрико, наверное. Как она вернулась, все вокруг начало разваливаться. Мне это совсем не нравится. Ясно?

— Нет, не ясно. — Мицуру взяла себя в руки и медленно покачала головой. — Ты несешь какую-то околесицу. Я поняла только одно: ты не хочешь, чтобы мать встречалась с твоим дедом.

Не хочу — это слабо сказано. Ненавижу их с этой любовью! Предатели! Я молчала. Не дождавшись ответа, Мицуру заявила:

— Ты прямо как ребенок. Я мать обсуждать не собираюсь, пусть делает, что угодно. И слушать про нее гадости не буду. Больше нам говорить не о чем, знать тебя не желаю. Довольна?

— Вольному воля.

Я пожала плечами. После этого мы не общались с Мицуру полгода.

3

Пришло время вернуться к Кадзуэ Сато. Не возражаете? Про деда, мамашу Мицуру и их отвратительный роман, наверное, уже хватит. Хотя у всей этой истории было любопытное продолжение. Мицуру поступила в Тодай, на медицинский факультет, как и хотела. Я узнала об этом, потому что она мне сама позвонила. А меня приняли в университет Q., на отделение немецкого языка. В то же время произошло еще много всякого. К истории Юрико и Кадзуэ это прямого отношения не имеет, но я расскажу. Итак, обо всем по порядку.

Когда же странности в поведении Кадзуэ Сато стали бросаться в глаза? Пожалуй, когда мы перешли в одиннадцатый класс, а Юрико окончила среднюю школу и начала учиться в десятом. До меня стали доходить слухи, что Кадзуэ ее преследует. Кошмар! Она подсматривала за Юрико на уроках, заглядывала в физкультурный зал, не пропускала ни одной игры, где на разогреве выступала группа поддержки с Юрико. Таскалась за ней, как собака за хозяином. У дома Джонсонов тоже, наверное, за ней шпионила. И при каждой встрече как завороженная провожала ее глазами. Что она к ней привязалась? Даже для меня это было загадкой.

Как я уже говорила, чудовищная красота Юрико будоражила людей, не давала успокоиться. Видя ее, они спрашивали себя: как на свете может существовать такая красота и в чем тогда смысл их существования — и со страхом хотели во что бы то ни стало найти ответ на те сомнения, что их одолевали. Только те, кто погружался в эти тягостные самокопания, признавали красоту Юрико безоговорочно. Поэтому вокруг сестры всегда кто-то крутился. Волочившийся за ней младший Кидзима после девятого класса остался в той же системе Q., но перешел в мужскую школу высшей ступени в другой части города. Его место тут же заняла та самая нахальная девица. Да-да, Мок, дочка соусного короля. Прилипла к Юрико намертво.