Гротески

– Не стану рассказывать вам о нем многое сейчас, – сказал художник-шотландец, – но в скором времени вы и сами удостоверитесь, что слухи те не врут. Послезавтра у герцога собирается общество, и я хочу привести вас туда.

– Премного благодарю! – поклонился Лотар, и на это шотландец рассмеялся:

– Альдобрандини был очень весел, когда я встретился с ним. Это во-первых. Во-вторых, он пригласил меня к себе в самое необычайное время – пять часов пополудни. Все это, очевидно, не без основания. Я уверен, что герцог готовит для друзей совсем особенный сюрприз. Если мои предположения оправдаются, можете быть уверены – мы там испытаем нечто неслыханное. Герцог никогда не идет протоптанными путями.

– Надеюсь, вы правы, – вздохнул Лотар. – Значит, я буду иметь удовольствие застать вас послезавтра дома?

– Конечно, заходите, – ответил художник.

* * *

– Largo San Domenico! – крикнул Маклин кучеру. – Palazzo Corigliano!

Они поднялись по широкой лестнице; английский слуга ввел их в салон. Там они встретили пять или шесть мужчин во фраках, и среди них – духовное лицо в фиолетовой сутане.

Маклин представил своего друга герцогу, и тот протянул ему руку.

– Я очень благодарен, что вы пожаловали сюда, – сказал он с любезной улыбкой. – Я надеюсь, вы не будете очень разочарованы! – Он поклонился и затем громко объявил всем присутствующим: – Господа, – проговорил он, – прошу простить меня за то, что пригласил вас в такое неподходящее время. Но таковы обстоятельства: та юная козочка, которую я буду иметь честь представить вам сегодня, принадлежит, к сожалению, к очень почтенной и приличной семье. Ей пришлось преодолеть величайшие затруднения для того, чтобы присоединиться к нам здесь, и она должна во что бы то ни стало вернуться в дом к половине седьмого, чтобы отец, мать и британка-гувернантка не подняли шум. Такое обстоятельство, господа, должно быть принято во внимание каждым, кто хочет и впредь звать себя джентльменом! С вашего позволения я вас теперь покину на минутку, меня ждут еще некоторые приготовления. А пока – фуршет, и ни в чем себе не отказывайте! – Герцог кивнул слуге, поклонился еще раз гостям и вышел из комнаты.

К Лотару подошел господин с монументальными, как у Виктора-Эммануила[19], усами. Это был Динарди, редактор политического отдела в Pungolo, писавший под псевдонимом Fuoco[20].

– Держу пари, мы сегодня увидим восточную мистерию! – усмехнулся он. – Герцог приехал сюда прямиком из Багдада.

Человек в фиолетовой сутане покачал головой.

– Нет, дон Готтфредо, – возразил он, – мы будем наслаждаться Ренессансом Рима. Герцог уже год изучает труды Вальдомини – ту же «Секретную историю Борджиа»; после весьма продолжительных уговоров ее одолжил ему глава державного архива в Северино!

– Поглядим, – сказал Маклин. – Кстати, не можете ли вы, согласно нашему былому уговору, прояснить тот самый вопрос… – Редактор вытащил записную книжку и углубился в тихий разговор с духовником и шотландским художником.

Лотар неспешно ел апельсин с хрустального блюдца, дивясь на изящную золоченую вилку с гербом герцога.

Спустя полчаса слуга распахнул портьеру.

– Герцог зовет вас всех! – провозгласил он.

Он провел гостей через две маленькие комнаты, затем отпер двойную дверь, впустил всех и быстро закрыл за ними створки.

Гости очутились в очень слабо освещенной длинной и большой комнате. Пол был выстлан красным, как вино, ковром; окна и двери задернуты тяжелыми занавесями того же цвета. Красным был окрашен и потолок. На стенах, где ничего не висело, красовались алые штофные обои, такого же оттенка тканью были обиты немногочисленные кресла, диваны и кушетки, расставленные вдоль стен. Дальний конец комнаты был погружен в полную тьму, и только с трудом можно было различить там нечто большое, накрытое поверху тяжелой бордовой тканью.

– Прошу вас, господа, занять места! – проговорил герцог.

Он сел, и все остальные последовали его примеру. Слуга торопливо ходил от одного бронзового светильника к другому и гасил немногочисленные свечи.

Когда воцарилась совершенная тьма, послышались слабые звуки рояля. Негромко, без помпы пронеслась по зале вереница трогательных бесхитростных мелодий.

– Палестрина[21]! – пробормотал духовник. – Видите, как вы были неправы с вашими арабскими предположениями, дон Готтфредо!

– Ну да! – возразил редактор так же тихо. – А вы были больше моего правы с вашим Чезаре Борджиа? Что-то непохоже!..

По звучанию вскоре стало понятно – играют на старинном клавесине. Простые звуки пробудили у Ло-тара странное чувство. Он вдумывался, но никак не мог в точности понять, что же с ним, собственно, такое. Во всяком случае это было чувство, которого он уже давно не испытывал.

Ди Нарди наклонился к нему, его длинные усы защекотали щеку Лотара.

– Я понял, – шепнул он Лотару на ухо. – Не знал, что еще могу проявить наивность.

Через некоторый промежуток времени безмолвный слуга зажег две свечи. Тусклое, почти неприятное мерцание разлилось по зале; музыка звучала далее.