Гроза

Темный хвойник постепенно сменялся густым смешанным лесом, все чаще на пути стали попадаться тонкие березы и осины — вкрапления в вечнозеленом царстве. Под ногами больше не хрустели хвоинки, однако их запах, такой мягкий и родной, еще долго оставался на лапах у путников. Белая волчица чувствовала, что идет в нужном направлении и место, которое она ищет, должно быть совсем близко.

Ее длинную клиновидную морду щекотал легкий приятный ветерок. Волчица подставляла ее потоку воздуха и довольно прикрывала уставшие глаза. Она вспоминала о днях собственной юности в березовой роще, где вся стая хлопотала над воспитанием неуемных волчат, жадно ловивших каждый солнечный луч и стремившихся улизнуть в большой мир за пределами безопасных «яслей». Эти дни, не обремененные заботами и переживаниями, прошли. Белая волчица пришла в этот мир с громким писком и до сих пор сохранила боевой дух. Лишь благодаря ее исключительной стойкости пятеро из ее волчат сейчас выходили из темной чащи к купающемуся в сиянии полуденного солнца лугу. Она шла с кошачьей осторожностью, мягко переступая с лапы на лапу. Треугольные уши волчицы ловили любой шорох, моментально обращаясь в его сторону. Ее поджарое тело было напряжено, тугие мышцы перекатывались под натянутой кожей. Волчица хорошо знала, чем опасно открытое место. Ее выводок больше не скрывали косматые ели и гигантские сосны, напротив, в густой зеленой гриве луга их шкурки, окончательно утратившие щенячий темный оттенок, выглядели броско. Особенно в зарождающемся весеннем безумии выделялась серебристая шкурка Грозы. От матери она унаследовала светлую шерсть, однако в нее будто вшили сотню серебряных нитей, бесстыдно горевших на солнце. Если бы она была драгоценным камнем, то искушенный ювелир не сразу бы понял, сколько во сколько карат он бы измерил столь необычный и красивый камню.

Гроза не знала опасностей, скрывавшихся в местах, куда вела их мать-волчица, поэтому они ее не пугали. Малышка весело шагала вперед на неуклюжих лапках — непослушных палочках. Все ее тело росло вкривь и вкось, совершенно не волнуясь, будет расти хвост или только правая лапа.

Маленькая волчица рассматривала странные деревья, все чаще рябившие у нее перед глазами. Пятнистые березы не укладывались в ее маленьком мире, от них не пахло ни шишками, ни хвойником. Их запах был совершенно ненавязчивым и едва уловимым, а почки вообще росли совершенно удивительным образом: они свисали с полуголых ветвей, точно ленточки в волосах у танцовщицы. Березы показались Грозе очень тонкими и слабенькими, поэтому она не упустила шанса отойти от хвоста матери и тут же оторвать кору, вцепившись острыми зубами в податливый молодой ствол. Ей достался маленький шматок древесины, который она яростно оберегала от братьев и сестер, считая своим прямым долгом защищать свою находку и тащить ее, пока хватит сил. Стоит заметить, что кора надоела волчишке уже от силы через десять минут. Она выплюнула ее и раскрыла пасть, когда прямо, как ей показалось, из-под земли в воздух взмыла маленькая птица и тревожно закричала. Волчья вереница подняла полевого жаворонка, неприметного жителя местного луга. Эта храбрая птица с забавным хохолком и пестрыми крыльями зависла над головами нарушителей спокойствия и в чем-то их отчаянно упрекала. Гроза попробовала пробежать к тому месту, откуда, как ей показалось, поднялся жаворонок, но мать клацнула зубами прямо перед ее носом и зарычала, усмиряя ее пыл. Исследования подождут. Белая волчица все еще искала глазами убийцу ее ни в чем не повинного сына. Он был рядом, она чувствовала это.

У луга, на который заходили волки, не было видно ни конца, ни края. Он ковром лег на промерзшую голую землю, пробираясь через лед и северную мерзлоту белыми полянками подснежников, скрывавшимися за редкими молодыми березками. За спинами животных осталась благородная ольха, на прощанье махавшая своими курчавыми ветвями. Она, старуха, видевшая немало зверья, тоскливо провожала своих давних друзей из уютного лесного полога. Глубокие морщины и ложбины на ее коре напоминали о годах засух и вьюг, грозных бурь и пожаров. Оголенные участки древесины, оставленные когтями громадных медведей, давно покрылись мхом, в котором копошились красные муравьи. Старое дерево чувствовало беду, но не было наделено собственным голосом, чтобы о ней предупредить. Не зря сказочники из далекого прошлого верили в «таинственную жизненную силу», которой наделено все, чего коснется взгляд смотрящего. Предания, рожденные в первобытном человеческом мозгу, когда язычество было единственной верой и опорой для племен, передавались через века, менялись и подвергались гонениям, однако человек все еще сомневается, в нерешительности ждет, когда зеленая листва прошелестит что-нибудь на родном языке, укажет путь… Может, он оттого и ополчился на природу? Она глуха к его прихотям.