Иван не мог ни дышать, ни двигаться. Он застыл от оцепенения. Перед ним разворачивалось таинство, невольным свидетелем которого он стал. Иван понимал, что стоило бы скрыться в зарослях и тихо уйти по узенькой тропинке подальше от волка, однако нечто необъяснимое заставляло его остаться и наблюдать. Смотри, говорило оно ему. Смотри! Мальчишка сглотнул слюну, скопившуюся у него во рту, и сделал шаг навстречу умирающему зверю. Ноги, казалось, превратились в две мраморные колонны, а сам он — в титана, неуклюже передвигавшего тяжелое, неповоротливое тело. Иван подходил все ближе, по мере того как слабел волк. Когда мальчишка стоял в метре от него, хищник уже лежал на земле, поворачивая голову в сторону человека, скалясь и порыкивая. Волк уже почти не видел Ивана, но чувствовал его запах. Ему никогда не нравился этот смрад, забивающий ноздри, однако теперь он не мог сопротивляться. Тело не поддавалось, остались лишь яркие глаза-маяки, сияющие в ночи.
Иван смотрел в глаза хищника и не мог отвести взгляд. Волк и вправду оказался огромным и страшным, прямо как в сказках. Мальчик понимал, что зверь его уже не достанет, но все еще не решался прикоснуться к его шерсти, а так хотелось… Иван думал, чем он может помочь этому бродяге, чем он способен скрасить его последние мгновения. Наконец он понял, что может спеть. Иван слышал, что детям обычно поют, когда им становится страшно. Интересно, умирающие люди тоже любят, когда им поют песни? Рита бы тоже хотела услышать какую-нибудь хорошую песню в исполнении сына, не правда ли? Жаль, что уже поздно.
Первое, что пришло в голову Ивану, — грустная песня «Предзимье» из какой-то передачи по телевизору. Кажется, она берет за основу стихотворение смоленского поэта, только вот мальчик никак не мог вспомнить какого…
Туман роняет грустно слезы
В еловый лес, как малахит;
И только белый ствол березы
Свечой на холмике стоит.
В лесу вовсю кипит работа,
Хвосты мелькают здесь и там,
У птиц, зверей — одна забота:
Зима крадется по пятам.
А с ней под шум листвы и холод
Вот-вот лаптями заскрипит,
И непременный спутник — голод
Сознанье мраком ослепит.
Едва спасутся кладовые
От расхитителей-ворюг:
Сороки — псы сторожевые —
Покинут лес от зимних вьюг.
Лисица на тропу выходит,
И слышно клацанье зубов:
Медведь-шатун здесь тенью бродит
Под завывание волков.
Иван пел неплохо, с душой, вкладывая в протяжные ноты эмоцию, и представлял себе зимний лес во всех красках. Старый зверь внимательно слушал его, поворачивая треугольные уши в сторону звука. Волк уже тяжело дышал, ему с трудом давались даже самые простые движения. Он приоткрыл пасть и жалобно заскулил, точно собака, а затем закрыл глаза и затих. У Ивана по спине пробежали мурашки. Сейчас этот дикарь был так похож на его Цилю… Сердце мальчишки сжалось от тоски, и он погладил умирающего гиганта по клиновидной морде. Волк больше не издал ни звука, лишь уткнулся мордой в ладонь Ивана и навсегда уснул.
Утро наступило очень быстро. Иван всю оставшуюся ночь рыл могилу для волка среди камышей, а затем засыпал его охладевшее тело землей. Мальчик завалил холмик рогозом и воткнул рогатину, оставшуюся от рыбаков, в основание могилы. Он испытывал смешанные чувства, в них ему еще предстояло разобраться. Иван направился домой, а по пути встретил радостную рыжую бестию — Цилю, с лаем несущуюся ему навстречу. Иван улыбнулся любимице и широко распахнул руки, желая скорее заключить ее в объятиях.
Глава 4
В жаркое июльское лето Гроза вступила в полном здравия и энергии состоянии. Волчица росла не по дням, а по часам. Ее детский пух сменялся остевым волосом, морда вытягивалась, а уши становились больше головы. Она входила в переходный возраст, когда тело молодого животного выглядело нелепо и непропорционально развивалось. Гроза хоть и была нескладным подростком, но за нелепо длинными ногами и коротким хвостом скрывалась красота. Молодая волчица обладала красивой шерстью, которой могла позавидовать любая норка. Она чем-то напоминала белую шубу матери, однако словно с вплетенными в нее серебряными нитями.
Белая волчица уже перестала кормить волчат молоком и отрыгивать им полупереваренное мясо. Теперь они полностью перешли на живой корм, начали сами убивать мелкую добычу, которую она им приносила. Поначалу контуженные мыши и крысы казались им весьма непривлекательной трапезой, однако впоследствии они поняли, что это был единственно верный способ питаться и получать силы и энергию для набора массы и развития. Как известно, самое главное для волчонка — успеть вырасти и дожить до года, когда его тело будет способно сравняться по силе и ловкости со взрослыми особями.