Гроза

–Так какие это места, Олесь? – как можно мягче спросил он. –Ниже пояса?

–Да,– тихо пробормотала девочка. – Про то, что деда Юра делал со мной, я рассказала маме после нового года, так как боялась, что может произойти что – то страшное.

–Он тоже раздевался при этом?

–Нет, и всегда молчал. В первый раз, когда Юра делал это со мной, я говорила ему: «Зачем ты это делаешь?», он молчал и ни чего не говорил мне. Он переставал делать это, когда я его начинала отталкивать. Я понимаю, что он делал что-то плохое,– замялась девочка,– но отпустите его, пожалуйста. Бабушка сильно злится, я боюсь к ней ездить, она часто плачет. А меня в школе дразнят подстилкой, я дерусь, а толку нет.

–Пока не можем отпустить, Олеся,– пробормотал следователь.– нельзя. А на одноклассников не обращай внимания, они просто глупые и не понимают, что говорят. – Бланк протокола допроса вылез из чихающего принтера, на последнем вздохе картриджа. – Елена Александровна, посмотрите, все ли верно написано.

–Да, все нормально,– женщина подписалась в бланке, потом ручкой зачиркала девочка. Почерк круглый, неровный, буквы выводит старательно.

–Ну все, считай это тем же, что посещение стоматолога,– Соколовский натянуто улыбнулся.– больной зуб вырвали, плохую информацию рассказали, теперь будет легче. – Пока девочка торопливо одевалась, он отвел мать в сторону.

–Скажите, вы ей давали какие-то основы полового воспитания?

–Нет, – вздохнула женщина,– они там сейчас продвинутее нас, я так думала. Она по нему скучает, хочет еще поиграть.

–Лучше будет, если она и дальше воспримет это как игру. Я выпишу постановление о назначении экспертизы, ее расспросит еще психолог, и мы от вас отстанем.

–Поскорей бы. Надоела уже эта канитель,– на миг сквозь слой пудры на лице женщины проступила боль, но она сдержалась. –До свидания.

После таких допросов кабинет начинал казаться ему зачумленным. Возясь по локоть в грязи и мерзости, сложно остаться незапятнанным или как там это называется. Как там говорят, можно вытащить человека из грязи, но не вытащишь грязь из человека. Резкость, грубость, пошлость, черствость въедаются в мозги, как ржавчина.

Девочка думает, что это была игра, и только смутно подозревает, так нельзя. Отец пропадает в рейсах, дальнобойщик, мать на работе, бабушка адепт какой-то секты, Свидетелей Иеговы, тетка на работе. И единственным, кто хоть как-то обращал на девчонку внимание, оказался этот Болдырев, тоже ее использовавший для удовлетворения собственных прихотей. Поманил ее ласковым обращением, она ведь всецело ему доверяет до сих пор! И деда Юра для нее лучший, пусть и снимал с нее трусы, зато давал лакомиться конфетами и защищал от бабушки! Даже в голове плохо укладывается. И мать, которая не рассказала дочери, что означают такие игры, выставила себя ограниченной клушей. Она квохчет над малышом, сплавляя старшую к бабке, которая пропадает в молельне, пока ребенок нашел себе подобное развлечение. Откуда пошли слухи в школе, наверно, девчонка сама похвасталась, что за ней ухаживает взрослый мужчина, а уже потом испугалась. А теперь ее дразнят. В итоге ее кругом использовали, даже он, для подшивки к материалам дела.

Интересно, какой она вырастет, если уже сейчас готова отдаться за конфету? Как бы цинично это не звучало. Нельзя говорить о таком, нельзя писать, но ведь это то, настоящее, та грязь, с которой мы сталкиваемся, и боязливо проходим мимо, лишь бы не попасться под горячую руку. Он не верил девочке, что она ничего не понимала, нет, понимала, еще как. И радовалась, что хоть кто-то обратил на нее внимание, потакает ее прихотям, может быть, делает ей приятно. Он ее насиловал, по сути, и он же был ее другом и защитником. И зачем в книгах рисуют театр абсурда, если он нас окружает? Что может быть нереальней и абсурдней?! Девчонка здорово заигралась, ее, естественно, жаль. Если совсем ударяться в философию, то теперь она не познает настоящей дружбы и любви, будет искать в них либо подвох, либо только самое низменное. Она еще краснеет и смущается, ее еще пока тошнит от этого, но ненадолго. Немного подрастет и, скорее всего, банально пойдет по рукам, а ее семье будет плевать на это. Может быть, он излишне сгущает краски, и мать возьмется за ребенка, но как слабо ему в это верилось!

Следующие три часа он опрашивал друзей и собутыльников Колосова, выпытывая, где тот мог раздобыть пресловутый пистолет. Троица состояла на учете в наркологии, еще и наркоманы-любители, но употребляли, как божились, чисто для себя. Лихоткина тесно общалась с ними, постоянно ругалась, что ей засоряют квартиру. Колосов тоже употреблял, это Соколовский и так знал, утром из наркодиспансера пришел положительный ответ на запрос. Показания все давали, как под копирку, не знаю, и не видел.

–А наркотик какой употребляли?– нажимал на Кульниченко, одного из собутыльников, следователь.

–Коноплю из деревни Ванек привез, он туда недели три назад ездил.

–А Лихоткина?