А если копать еще глубже, то не любил он, наверно, не столько саму работу, сколько конкретный свой следственный отдел. Потому что напротив помещался отдел полиции, где в дежурке работал его старый друг Саня, напарник и соперник. Просто и ясно. Они, едва встретившись на первом курсе универа, проверяли друг друга на прочность, кто лучше ответит, кто первый дрогнет. Состязание вошло в привычку, превратилось в каждодневную работу. Пока у него было любимое дело, да та же гитара, пока он понимал, что может ответить Сашке ударом на удар, Соколовский относительно легко переносил заклятого друга. Хотя, если он станет раскапывать себя, наверняка обнаружит жгучую зависть, а еще глубже холодную ненависть к приятелю и вряд ли там будет что-то еще. А потом появилась Лиза, вернее, появилась она сразу, но они столкнулись из-за нее несколько позже. Лиза спутала ему все карты, она ушла к Сане, а на такой удар привыкший к драке Соколовский ответить не мог. А больнее всего его самолюбию было признать столь очевидное поражение и смириться с ролью друга семьи и свидетеля на свадьбе. Самое мерзкое, что только может быть!
Ему часто казалось, что Михеев над ним тупо насмехается, напоказ выставляя свое благополучие, и это только распаляло в нем бессильную злость. С самого момента их свадьбы, с мига, когда он увидел смеющиеся глаза Лизы и прочел в них любовь к бывшему другу, он не находил себе места. Они служили вместе с Сашей, но там, в армии было немного проще, Лизы рядом не было, если не считать Сашкиных увольнительных. Потом судьба ненадолго раскидала их, пока он проходил прогонку в деревнях, и вот опять они оказались в одной лодке. Так просто и так невыносимо смотреть на женщину, которую любишь, и видеть, как она целует твоего друга и своего мужа. Просто как день. Она рядом и ужасно далеко. Поэтому он с такой неохотой соглашался приезжать к ним, и поэтому его бешено тянуло туда, как он ни сопротивлялся.
Не в обычае Соколовского было строить воздушные замки и мечтать, но, позволь он себе такое, перед ним встала бы только она. Лиза. Взбалмошная надоедливая девчонка, с легкостью обставлявшая их обоих, непредсказуемая и непокорная. Теперь, правда, бешенство в ней поутихло, больше появилось от затасканной по делам и проблемам трудоголички, а лукавая улыбка потухла, и разжечь ее снова удавалось только Саше. Она не горела больше сама, она подпитывалась им, не ощущая этого. И как ни пытался Юрий применить к ней свою любимую аналитику и расчет, она объяснению не поддавалась. Ни думать о ней, ни мечтать, ни забыть ее он не мог. Чем дальше, тем сильнее его это бесило и выводило из себя, а злость он срывал, с головой уходя в работу. Способ затасканный, но более менее действенный. Но как же его к ней тянуло!
–Ты же такой хороший, Юра,– иногда смеялась она, когда они вдвоем провожали ее до подъезда.– и почему девушки вокруг тебя не вьются? – Классика френдзоны!
–Ты мешаешь! – улыбался он тогда в ответ, стараясь смягчить ледяные иглы в глазах и молясь, чтобы в сумерках не заметили его смятения. – Кончай динамить, и выходи замуж за меня, потребность в остальных мигом отпадет!
Она звонко смеялась, а Сашка из-за спины шутливо грозил ему кулаком. Да, говорить правду в шутку легче всего. Легче всего, черт возьми, шутить и улыбаться, а потом ночью лежать на кровати и понимать, что вместо души у тебя самая банальная черная дыра. А она смущенно отводила глаза, сидя с ним в том же дурацком кино, когда ловила его взгляд и вспыхивала, как спичка. Спичка, так звал ее Сашка, за нервозность и быструю отходчивость. Он обожал ее, только о ней и был способен говорить. Это раздражало до крайности и это же невольно обезоруживало Соколовского. Да, он отлично знал, что с ним творилось, знал с самого начала. Любовь, свалившаяся на него как гром с ясного неба, полудетская и в чем-то наивная, никуда деваться не собиралась, даже похороненная под слоем рабочей рутины. Стоило ему остаться одному, мысли яростно продирались сквозь усталость, превращаясь в малопонятные туманные грезы. Он настолько привык засыпать и просыпаться, думая о ней, что превратил это в своеобразный ритуал. Это была его слабость, его большая тайна, секрет полишинеля, известный, наверно, всем.
8.