Неделю назад я увидела, что дочка опять плачет, я поговорила с ней и она сообщила мне, что Слава вновь стал встречаться со своей прежней подругой. Позавчера полчаса она говорила со Славиком по телефону, потом они переписывались в контакте. Говоря с ним по телефону, Женя плакала, она упрекала парня, что он завлек ее, наговорил ей чего-то, затем бросил и отверг ее. Потом дочь положила трубку, плакала долго и сильно, жаловалась, что в жизни все ее предают. В эту ночь я спала с дочерью, спала она беспокойно постоянно просыпалась. Еще Женя сказала, что накануне у нее был Чумаков, он узнал, что она поссорилась со Славой, успокаивал ее и как она сказала, в первый раз повел себя по человечески, пытался не унизить, а поддержать ее. – градус повышался.
Утром я ушла на работу, а дочь пошла в школу, при этом Женя была расстроенной, но спокойной. Она не говорила мне, что не хочет уйти из жизни, она говорила мне, что раньше видела только один исход из сложной ситуации – смерть, а сейчас она так не считает, так как в жизни может быть и много хорошего! А теперь! – она захрипела, задыхаясь от боли – оставьте меня в покое, пожалуйста. Мне нечего больше вам сказать.
Отведя её домой, Михеев посмотрел на часы, половина пятого утра. Спать не хотелось. Он не любил пить, считал это глупостью и надувательством, но сейчас он почти мечтал сорваться и забыть хоть на пару часов распластанный на асфальте тощий труп, лужу крови после которого щедро заметал сейчас свалившийся им на головы снег. Такое воспоминание долго не сотрется. Наверно, водка существует именно для таких случаев, когда память встает напротив и сверлит тебя пустыми мертвыми глазами.
Вернувшись в свою собственную комнату, Соколовский остро ощутил себя идиотом. Слишком разителен оказался контраст, после уютной веселой квартиры открыть дверь в темную холодную конуру. Домовладелица, старуха восьмидесяти пяти лет, жаловалась на жару, по этой причине открывая окна едва ли не настежь во всей квартире, так что в его комнате было немногим теплее, чем в морге.
Грязно-синее покрывало на тахте, серые занавески, светло-голубые обои, темный ковролин на полу и пара сухих пальм на подоконнике – это была его комната, за которую приходилось не так уж дешево платить. На отдельную квартиру он копил давно, никак не мог найти время вырваться и посмотреть приходившие ему на электронную почту предложения по относительно недорогим однушкам.
В холодильнике он откопал начатую палку сервелата, отхватил ножом половину, нашарил впотьмах чайник, вскипятил чай и ушел на свою тахту. Горячий кипящий чайник полыхал красивым синим цветом. Все-таки есть хотелось постоянно, даже после Лизиной картошки.
Колбасу он не любил, из-за насморка почти не ощущал ее вкуса, так что сейчас ему было все равно. И безразлично, чай он пьет или что-то еще. Искать хлеб лень, будет только больше крошек. Пришлось искать капли и заливать их в нос, минут через десять он хотя бы обрел способность дышать и чувствовать. Он только начал клевать носом, согревшись на тахте, меланхолично поглощая мокрый и липкий сервелат, почти не жуя. И тут из-за стены выплыла заспанная Маргарита Игоревна, кутаясь в халат с розами.
–Юра, опять много работы? – как можно более участливо спросила она.
–Да, дел накопилось немного, бывает, – отшутился он,– вы не волнуйтесь, я постараюсь не шуметь.
–В кастрюле осталось немного супа, еще рис есть, может тебе разогреть?
–Нет, спасибо, я только перекусить.
Кивнув, домовладелица ушла к себе. Было видно, что ей охота поговорить, но ему было все равно. Нужно было срочно доделать несколько постановлений по отказным, а это, минимум, два часа работы. Поспать сегодня не удастся.
Его имущество здесь составляли забившие шкаф книги, завал бумаги на столе и мышастого цвета здоровенный ноутбук. В процессе работы он накалялся и служил за обогреватель. Книги были сплошь юридические вперемешку с кодексами и материалами дел, которые он таскал домой. Художественную литературу Соколовский не жаловал, предпочитая не вникать в гуманитарщину, да и читать было некогда. Хотя, иногда он был не прочь почитать, лучше рассказы, на большие романы сил не хватало.