–А я даже не знаю, хочу ли домой возвращаться,– пробормотал Саша, глядя в пол. В коридоре гулял сквозняк, он начинал мерзнуть. И почему везде вечно гуляет ветер? – После работы забегу в магазин, куплю ей цветы. Она обожает темно-красные розы, ты же знаешь.
Тут вернулся Леха с отмычкой и двумя оперативниками, Ивановым и Симоновым. которые стояли наготове на случай сопротивления хозяина. Саня, стыдясь минутной слабости, искоса поглядывал на Соколовского, упрямо смотревшего прямо перед собой.
10.
Железная дверь с трудом открылась, обнажив закуток, в котором помещалась вторая дверь, уже в квартиру. Деревянная, тускло отсвечивавшая утреннему солнцу. Свет в коридоре опять погас, Леха принялся хлопать в ладоши, как в театре, свет реагировать и включаться не собирался. Выругавшись, Коргин сунул отмычку Соколовскому и ушел в коридор налаживать освещение. Сашка за спиной приятеля потихоньку зевал, предвкушая обед, на который Лизка обещала оставить в холодильнике пирог с вишней, а он ее обожал. Вроде б она не злилась больше, сразу дышать легче стало. После обыска можно будет вдоволь курить на лестнице, в горле сладко защипало.
Дверь распахнулась и оттуда полился сухой треск выстрелов. Соколовский по инерции рванулся вперед, задвинув за себя Сашку. Коргин, стоявший позади всех, мельком увидел обкуренного в дым Кульниченко, в майке и шортах, палившего из пистолета Макарова. Потом на него рухнул обливающийся кровью Сашка, увлекая за собой Соколовского. В следующую секунду Леха с пацанами влетел в квартиру, прижав Кульниченко к полу и зафиксировал наручники у него на запястьях. Тот хрипел и извивался под его коленом, Леха ткнул ему в зубы ствол пистолета, кульниченковский Макаров валялся в шаге от него.
–Твою мать! – заорал наспех оклемавшийся Леха растерянным операм. – «Скорую» вызывайте, живо! – Скрутив Кульниченко, он потащил его вниз по лестнице. Всплеск адреналина после употребления анаши у того схлынул, задержанный покорно плелся вперед, еле переставляя ноги. Володя Симонов тем временем кричал в трубку, пытаясь дозвониться до «скорой».
–Черт, как так-то, а? – бормотал он про себя. Потом подготовка дала знать о себе, он попытался пережать льющуюся кровь. На обыск никто не брал бронежилеты, пули легко прошли сквозь тонкую обычную ткань. У Сашки изо рта текла тоненькая струйка крови, пуля попала ему в голову, светлые волосы слиплись. Мокрые от крови и пота. Грудь Соколовского была залита кровью, приоткрытые черные глаза уставились в засиженный мухами выщербленный потолок. Расстояние в чертовом закутке от двери было полметра, самое большее, а Кульниченко, сознательно или нет, но стрелял в упор. На поражение. Сашка, как только грохнули первые выстрелы, ринулся вперед, попробовал выхватить пистолет, Кульниченко всадил в него не меньше пяти пуль. Перестрелка заняла полминуты, может и меньше. Тела лежали в проходе, на пороге, в квартире стояла тишина, задержанный был там один, видимо, ждал. Засаду устроил, черт его возьми! Паниковать было нельзя, но именно паника начала топить мозг Симонову, он лихорадочно косился на часы, «скорая» не ехала. На пол наползала кровь, похоже, оба уже не дышали.
Через восемь минут по лестнице наверх вбежала, наконец, фельдшерская бригада. Тела погрузили на носилки, медики явно торопились. Симонов на автомате пошел следом за ними. У подъезда стояла «Скорая», возле мусорных контейнеров, в заляпанном желтыми пятнами снегу. Визг сирены разносился по притихшему двору. Пока носилки ставили в машину, Коргин схватил за плечо фельдшера.
–Позвоните родственникам,– отрывисто бросил тот, запрыгивая в машину. Оперативник прыгнул следом за ним.
–Володь, позвони Лизе,– крикнул он бледному Симонову. «Скорая» немного забуксовала, выезжая со двора, грохоча сиреной. Прорвавшись сквозь сугроб, машина вырулила на мокрый асфальт и помчалась по Чкалова, не обращая внимания на красный свет на переходе. Симонов рухнул на водительское сиденье патрульной машины, с силой захлопнул дверцу. Сзади Иванов держал обалдевшего от передоза Кульниченко, тупо улыбавшегося. Глаза у него блуждали, не в силах сфокусировать взгляд, он весь расплывался, как тряпичная кукла без костей. Из одежды на наркомане были только майка и шорты, слегка запачканные брызнувшей на них кровью.
–Что ты лыбишься, мразь?! – мрачно прошипел Симонов, с нескрываемой ненавистью глядя на задержанного. Тот ехидно ухмыльнулся.
–Я, начальник, права знаю,– с трудом выговорил он, еле шевеля языком. Вдобавок, машина провоняла перегаром, Кульниченко еще и напился. Это грозило им алкогольной комой, прямо на месте мог нарисоваться очередной труп. Больше ничего произнести арестованный не смог, пьяно захрапев. От одной искры машина могла теперь взлететь на воздух. Иванов виновато смотрел на Володю, не зная, что сказать. Симонов молча принялся листать контакты телефона.