Гроза на Шпрее

Нунке вынул из шкафа две рюмки и бутылку.

— «Белая лошадь». Вы любите?

— Я не большой знаток. Лошадь или кляча — все равно гадость. Поэтому, пожалуйста, мне с содовой.

Нунке наполнил рюмки, свою до краев, Шульцу на три четверти.

— За ваши успехи, Фред! Помните, ветер бьет вам в корму…

— Очень благодарен, герр Нунке! Желаю и вам всегда попутного ветра. Пусть каждый следующий год будет для вас лишь новой вехой на пути великих свершений! Ведь по восточному летоисчислению вы только вступаете в пору своего полнолетия.

— К сожалению, Фред, мы живем по законам иного времени! Впрочем, спасибо за добрые пожелания. И давайте поговорим о чем-нибудь более веселом. Так какой подводный риф вам удалось обойти?

— Выскочить из петли, которую хотела накинуть мне на шею фрау Бертгольд.

— Фрау Бертгольд? Она уже появилась здесь?

— Приехала хлопотать о документах, необходимых для получения пенсии. Кто-то посоветовал обратиться в наше агентство, там мы встретились. Не скажу, что меня это очень обрадовало. С тех пор, как я был Лориным женихом, прошло много времени. Она переехала в Америку, дважды успела выйти замуж, — по мне, слишком много для безутешной невесты бедняги фон Гольдринга. Фрау Эльза тотчас решила разлучить Лору с мужем и выдать замуж за меня. Но, как только я сказал, что я больше не Гольдринг, а Фред Шульц, следовательно, не могу получить деньги, положенные на имя Генриха, она сразу охладела.

— А она не будет трепать языком?

— Фрау Эльза — женщина практичная и понимает: документ о бесследном исчезновении Бертгольда, который я обещал ей выслать, потеряет свою силу, как только кто-либо узнает, что на нем фактически фальшивая подпись. А ей крайне нужна пенсия и как можно скорее, потому что дочка вытянула из нее все, что могла. Меня охватывает ужас, когда я думаю, что так неосмотрительно мог бы стать мужем Лоры.

— Тогда нам надо отметить еще одно важное в вашей жизни событие.

— Боюсь, «Белая лошадь» очень крепка для меня. Разрешите, я сам налью. — Григорий налил Нунке, потом плеснул виски на самое дно своей рюмки.

— Э-э, Фред, так не годится.

— Смилуйтесь. После разговора со своей экс-тещей я до сих пор не могу опомниться.

— Ну, за ваше освобождение.

— За здоровье всех членов вашей семьи.

С каждым новым глотком Нунке заметно пьянел. Его благодушное настроение сменилось лирически-печальным.

— Ах, Фред, не торопитесь с женитьбой, — поучал он, — каждый брак — это своеобразная петля. Вначале ее не чувствуешь, пока нежные руки любимой обнимают тебя, но постепенно замечаешь, как медленно и неумолимо она начинает душить тебя, как путы обязанностей сковывают тебя всего. Это не может не отразиться на карьере. Сегодня ночью я мысленно перебирал главные вехи своей жизни и понял, что на склоне лет оказался у тех же рубежей, с которых начал. Это обидно. Я знаю, что заслуживаю большего.

— Вы сбрасываете со счетов главную причину — поражение в войне. В той или иной степени это отразилось на судьбе каждого. И что бы там ни было, а мы с вами в значительно лучшем положении, чем многие наши соотечественники, вынужденные скитаться по всему миру или сидеть за решеткой у себя дома. Я уже не вспоминаю о тех, кто сложил головы. Мы с вами, по крайней мере, можем действовать, выполнять свои обязанности перед родиной.

— По чужой подсказке? Скоро возвращается Думбрайт, и я уверен, что нам снова посадят его на шею. А не его, так другого. Вот и выпендривайся перед ним, чтобы не потерять даже то, чего уже достиг.

— Вы, шеф, слишком пессимистически смотрите на вещи.

— А вы до сих пор готовы забавляться романтическими игрушками. О, я вижу, как вы вспыхнули! Готовы произнести множество пышных слов. А они ничто, пузырьки, которые всего миг переливаются всеми цветами радуги, а потом лопаются. В молодости я тоже был таким, как вы. С некоторой склонностью к романтике… идеализму, если хотите. Но все это слетело с меня в один день, словно шелуха, унесенная могучим ураганом.

— Что же это был за день и какой шквал налетел на вас?

— Передо мной встала проблема — утвердиться в жизни или быть сломленным.

— Любопытно!

Нунке поднял на собеседника осоловелые глаза, качнул головку статуэтки и стал рассказывать медленно, с паузами.