— Эти скоты не могут ничего поделать, светлейший! Прикажи направить катапульты против стен.
— Пошёл прочь, бегемот! И передай тысячникам, чтобы не давали спокойно туземцам дышать. Брысь!
Ульф и Арольт переглянулись с улыбкой.
— Во, даёт! — пробормотал моряк.
Пока сражение шло с преимуществом ахейцев. Им удавалось отстаивать стены и башни крепости, они тоже несли потери, но за гибель одного эдейца своими жизнями расплачивались три атланта. Пока… А тем временем метательные орудия методично крушили городские ворота, возле которых бронзовой стеной толпились Белые Султаны. Створы и петли ворот тяжко стонали после каждого угодившего в них камня, обитое вязкой медью дерево ещё сопротивлялось, но конец близился с неотвратимостью рока.
Ларт и Лик отдыхали, сидя на корточках, прислонившись спинами к тёплому камню башенной стены, когда внизу послышался грохот — это, не выдержав нагрузки, рухнула надежда Эдеи — ворот больше не было. Вслед за этим звуком, ледяной иглой пронзившим сердца горожан, послышался другой — боевой клич гоплитов. Велестас повёл в последнюю атаку свою немногочисленную дружину, давая возможность ополченцам отступить к домам, где можно было продержаться до темноты. В проёме ворот закипела бешеная круговерть ближнего боя.
«Спасайся, сынок!» — Ларт с трудом сдержал готовые сорваться слова. Он точно знал, что спасение здесь, у ворот, где его сила, ум и опыт способны уберечь от гибели этого славного мальчугана. Нет, он не рассчитывал прорвать это вражеское кольцо, на уме у него было другое.
— Там гибнет стратег Эдеи, — сказал он сурово. — Жизнь он прожил неважно, он притеснял слабых и лебезил перед сильными. Что доброго скажешь о нём?
— Не знаю, — честно сознался маленький воин.
— Жил плохо, малыш! Зато хорошо умирает! Пошли!
Спускаясь по лестнице, Ларт окликнул ополченцев, по-прежнему защищающих бесполезные теперь стены:
— Уходите ребята! — махнул он рукой в сторону домов. — Уходите на улицу, там ваше место! Если продержитесь до темноты — спасётесь!
Внизу уже давили атланты, горстка гоплитов отступала, цепляясь за каждый выступ, ярко-красный гребень шлема Велестаса маячил в первых рядах.
— Держись чуть впереди, малыш, — Ларт подтолкнул мальчика в спину. — Ты прости меня!
Лик ничего не понял, точнее, понял одно — пора! Они протиснулись в первый ряд. Разобраться в том, что здесь творилось, не смог бы и сам Арес! Всё пространство башни — от стены до стены почернело от кровавых луж, в которых ползали раненные, затаптываемые чужими и своими, а живые, превратившись в лютых чудовищ, сплелись в единый хрипящий, орущий и визжащий клубок. Дрались мечами, кинжалами, обломками копий, рвали живую плоть ногтями и зубами.
Лика на миг замутило от этого кровавого пира, но в следующую секунду он сам зарычал, будто молодой львёнок, и ринулся в самую гущу. Его хватали за горло, били по лицу и по голове, выкручивали руки, но бьющая через край молодая кипящая энергия, недетская сила единственного мужчины в семье, чрезвычайные ловкость и гибкость раз за разом выручали юношу. Его кинжалы в этой плотной круговерти стоили десятка мечей, и он не скупился на удары. Ничего не видя и не слыша, повинуясь лишь внутреннему чутью, он безошибочно находил чужих и резал их одного за другим.
Вдруг мощная рука старого Ларта за шиворот выхватила его из клубка потных тел и швырнула спиной в стену. Мир завертелся в глазах мальчугана, поплыл и пропал, после удара кулаком в темя. Огиллид усилием воли сдержал готовый вырваться стон, времени на стенания не было — он решительно переступил через маленькое неподвижное тело и обрушил свою булаву на ближайшего атланта, аккуратно уложив его почти вплотную к малышу. Следующего он свалил с таким расчётом, чтобы верхняя половина тела накрыла голову Лика. Немного отступив, он оглушил ещё одного и бросил его рядом с Ликом бок о бок. А на его тело, выбрав момент, навалил гоплита с перерезанным горлом.
Удовлетворённо вздохнув, он схватил булаву обеими руками, малыш надёжно прикрыт, теперь настал его час! Ураган, поднятый боевой палицей старого Огиллида, разметал Белых Султанов по стенам. Один за другим валились они на камень мостовой, истёртой за годы сотнями тысяч ног. Давно уже испустил дыхание Велестас, давно были перерезаны оставшиеся гоплиты, драка шла на улицах Эдеи, а бой в проёме бывших ворот продолжался — самый достойный гражданин Эдеи выторговывал у жестокого Таната всё новые цены за собственную душу. Его панцирь и шлем превратились в кожаные лохмотья, мокрые волосы облепили голову и шею, из-под ногтей, сведённых судорогой пальцев, сочилась кровь, но глаза горели холодным жёстким огнём отрешившегося от жизни человека. А когда длинная сарисса сквозь прорубленную кожу панциря глубоко вонзилась в его жилистую грудь, у него хватило силы сделать два шага назад и упасть в кучу мертвецов, закрывшую тело маленького храбреца. Это было последнее, что он мог для него сделать.