Гроза над крышами

Находка, которую он вертел в пальцах, стала неузнаваемой: ни следа зеленой окиси и черноты, бронзушка прямо-таки сияла, словно вышла из мастерской этим утром и еще не успела потускнеть. На выпуклой стороне — большой непонятный знак в середине и шесть таких же загадочных по кругу. На вогнутой во всю ширину — стрела, какой ее рисуют на стенах и заборах во время игры в «прятки-догоняшки»: без оперения, одна длинная черточка и две покороче.

— Ты присмотрись к стреле и к знакам, — сказал Чампи. — Тонкая работа, все у нас согласились...

Тарик присмотрелся, увидел теперь, что стрела и знаки не сплошного литья, а составлены из мелких бугорков-полушарий. В самом деле очень тонкая работа, не нужно быть ювелиром или торговцем старожитностями, чтобы это понять: ничуть не грубовато, мастерски сработано, с душой...

— Ну, и что это такое? — спросил Тарик.

Чампи то ли виновато, то ли смущенно улыбнулся, развел руками:

— А вот это, Морячок, насквозь непонятно. И дядюшка Лакон, и Симади в конце концов не на шутку увлеклись, покупателей сегодня было мало, так что до вечернего колокола листали книги. А книги, чтоб ты знал, у нас собраны отменные и подробнейшие, там все, какие только есть, древние букворяды и знаки перечислены. В нашем деле без этого нельзя. Только ни единого такого знака не отыскали. И не только арелатские там приведены, но и букворяды- знаки еще нескольких королевств, не только иноземных, но даже заморских. Одно уже ясно: вещица иноземная, причем из дальнего иноземья. По-ученому у торговцев старожитностями и книжников это называется «раритет».

— Здорово, — сказал Тарик. — Это, выходит, у меня теперь самый натуральный, как бишь его? Раритет?

— Он самый. Все собиратели старожитностей за раритетами в первую очередь гоняются, друг у друга стараются перехватить, друг перед другом хвастают. Иные и собирают только раритеты, — он усмехнулся. — Тарик, ты только не думай, что это у тебя разъединственный раритет на всем белом свете. Раритетов немало, самых разных. И частенько непонятно, что они такое. Знаешь, есть присловье: «Всего знать невозможно». Нет-нет да и вынырнет вещица совершенно непонятная, как вот эта, и все торговцы старожитностями и ученые книжники руками разводят, в затылке чешут. Особенно когда попадается вещь, непонятно для чего предназначенная, опять-таки вот как эта. Будь это украшение, которое носили на одежде, — вместо стрелы была бы петля для пришивания или заколка, но петли с самого начала не было, а от заколки никаких следов. И нет следов от ушка, мы в три лупы смотрели, и в самую сильную. Ни малейшего следа! Как бы аккуратненько ни спилили ушко, под лупой след был бы виден. И амулетом древних языческих шаманов эта штуковина никак не может быть: они все либо с петелькой, чтобы к одежде пришить, либо с ушком, чтобы на шее носить, как цеховые и прочие бляхи. Нет уж, если ее и носили, то непременно в кармане. И уж всяко не чашечка для питья — из нее и кошку не напоишь, разве что мышку или воробейчика. И будь это чашечка, не было бы стрелы...

— Амулеты древних языческих шаманов... — задумчиво повторил Тарик. — Ты сам говорил, что не все они наперечет были черными, но черных среди них не счесть. Вдруг это и есть что-то черное?

На свету смирненько лежит, а в полночь ка-ак проснется и такого

наворотит... Как бронзовая змеюка в той голой книжке, не помню названия. Ты же нам давал читать, помнишь?

— Да помню, конечно, — сказал Чампи. — «Тайна бронзовой змеи»... Или «Ухмылка бронзовой змеи» — забыл уже. Я тогда же, как все вы прочитали, ее отнес в лавку держаных книг. Не так уж потрепалась, все страницы были целы, так что медный шустак дали. Не в выгоде дело — какая от медного шустака выгода, не разбогатеешь. А продал я ее оттого, что не хотел держать дома этакую залепуху. Тот сочинитель, что книжку накропал, о торговле старожитностями и вообще о старожитности не знает ничего. Уж поверь: смотрел в потолок и оттуда свои придумки черпал. По книге, ему змеюку продал не «ночной копальщик», а столичный торговец самых честных правил, занимавшийся этим ремеслом лет тридцать. Такого быть не могло. Всякий торговец, когда получает бумагу Мастера, знакомится с «Регламентом о старожитности» и обязан ему следовать скрупулезно. Кара за нарушение суровая — именно потому, что иные вещички старожитные как раз и могут оказаться черными и такого наворотить...

— А как же определить, черное оно или нет? — спросил Тарик, увлеченный этим лекционом, вплотную касавшимся его самого: бляшку-то он собирался оставить себе и унести в дом...