Гроза над крышами

Они распрощались, и Тарик пошел домой. Навстречу попался Титор Долговяз, на сей раз на политесный поклон Тарика не ответивший. Уж конечно, не из спеси — просто он шел из таверны гораздо быстрее, чем шествовал туда, и ничего вокруг не видел. Судя по раздувшейся сумке, бутылок он приобрел не менее полудюжины. Значит, не менее трех дней будет пребывать в блаженном отрешении ото всего на свете, хоть и превосходно знает, что закончится все выволочкой от супружницы.

Любопытно, стоит выволочка такого вот отдохновения души? У взрослых столько своих заморочек, кто их поймет... Надо полагать, стоит — все же супружница Долговяза не поленом охаживает и даже за волосья не дерет, обходится затрещинами по загривку и лупцовкой по спине, а потом долго и нудно зудит про траты на водку и свою загубленную жизнь: за ней, мол, такие ухаживали, что не чета Долговязу, они сейчас устроились на местечках престижнее и денежнее, чем титоришка Школариума. Хотя очень трудно представить ее молодой стройной красоточкой... Впрочем, судя по Альфие, в которой незаметно ничего от папани, все возможно. Кому от этого хорошо, так это Альфие: опять будет гулять с Байли до полуночи — это трезвый папаня устраивает дочке долгие и нудные словесные выволочки за то, что она гуляет с сыновьями простых Цеховых, а маманя, как сама Альфия со смехом рассказывала подругам и Байли, озабочена вещами насквозь житейскими: старательно наставляет не позволять парням слишком много, а особенно не связываться с теми охальными забавами, от которых, бывает, тяжелеют. Иногда можно и услышать что-то полезное, говорила Альфия, а иногда такое, что в голос хохотать хочется, — маманя до сих пор верит, что политесные девочки в ротик не берут... Заслышав такое, ее подруги (все, конечно же, дочки почтенных родителей) прыскали в кулачок...

До ужина оставалось еще немало времени, и Тарик, еще раз полюбовавшись непонятной старожитностью, прибрал ее в шкафчик и стал листать сегодняшние покупки. Впервые он держал в руках вирши — не считать же таковыми ходившие среди Школяров рукописные «Похождения морехода Угтарака» или «Приказчик в деревне»...

В указанную Фиштой книжную лавку он по дороге из порта зашел не без робости и опасений: вдруг там как-то не так все устроено? Фишту об этом он не расспросил.

Оказалось, лавка как лавка, те же наклонные полки, на которых напоказ выставлены книжки, конторка с чернильницей. Разве что, он сразу подметил, книжки немного не те, что в лавках, куда он обычно заходил: справа солидные тома, кожаные и матерчатые, а слева книжки хоть и голые, но выглядевшие совершенно иначе: почти все вполовину меньше размером, на обложках вместо красоток в платьях со смелыми вырезами, пиратских кораблей, окутанных пушечным дымом, страшных лесных оборотней и тому подобных завлекательностей совсем другое: букеты разнообразных цветов и просто цветы, перья Птицы Инотали, красивые ветряные мельницы и тому подобное — должно быть, вирши именно так и украшаются.

И покупатели были самые обыкновенные: две симпотные девушки (судя по платьям, служанки из богатых домов), молодой дворянин при шпаге и студиозус. Студиозус листал с величайшим вниманием какую-то кожаную книгу, а остальные стояли у полок с виршами. Возле конторки торчал Приказчик немногим старше

Тарика, щуплый, как свечечка, в круглых стекляшках, но Тарик сразу подметил, что стекла простые, как в окнах: ага, для солидности нацепил, дело нередкое. Смерив взглядом Тарика так, как сам Тарик смотрел на Градских Бродяг, щуплый осведомился с видом крайнего превосходства:

— Парень, ты точно пришел, куда тебе надо? У нас дурных приключений и душещипательных страстей не водится, не держим такой дешевки...

Оценив его в мгновение ока, Тарик пришел к выводу, что этому задохлику он легко накидал бы до кровяных соплей. Может быть, тот никогда и не дрался, связываться с таким — все равно что девчонку бить.