Гроза над крышами

Не высохнут моря, мой друг, Не рушится гранит, Не остановишь водопад, А он, как жизнь, бежит...

Будь счастлива, моя любовь, Прощай и не грусти.

Вернусь к тебе, хоть целый свет Пришлось бы мне пройти!

Нужно будет завтра старательно выучить наизусть. К тому же декламировать вирши он умел — но только те, что учили в Школариуме, пышные и длинные (те, что в отличие от коротких именуются «поэзами»). В основном это были поэзы Селастина Кора, обладателя титула Главного Королевского Виршеплета и многих почетных наград от его величества. Они многословно повествовали о военных и мирных свершениях Дахора Четвертого, о его мудрости и всенародной к нему любви. Тарик всегда удостаивался похвалы на уроках изящной словесности как за декламацию, так и точное перечисление наград Кора (список был длиннющий, многие меняли награды местами или пропускали иные, что лишало похвалы). О

Это длилось только первый год, а потом, после трагической гибели королевской фамилии, что-то изменилось. Поэзы Кора остались в писаных лекционах изящной словесности, а его портрет по-прежнему висел на том же месте, но Титоры без объяснения причин перестали устраивать испытания по ним, не декламировали более (чему многие, главным образом те, у кого плохая память, втихомолку радовались). А ведь о кончине столь важной персоны, как Главный Королевский Виршеплет, непременно горестно возвещали бы бирючи и Титоры, и пышные похороны обязательно состоялись бы во Дворце Почитания¹⁴³. Значит, великий виршеплет жив. Тарик не раз хотел спросить, как обстоят дела, у худога Гаспера и студиозусов, но всякий раз подворачивались разговоры интереснее и важнее...

Одно заботило не на шутку. Мастерство Тарика в декламации поэзов Селастина Кора, за год бездействия изрядно подзабытое, здесь решительно не годилось. Декламация эта требовала длинного перечня особых ухваток: как стоять, какую ногу выставлять вперед, как высоко пафосно простирать руку в самых патетических местах, когда повышать голос, чтобы звенел торжественно, когда понижать в местах скорбных, касавшихся героически павших за короля славных воинов... Куча ухваток, и ни одной нельзя не соблюсти или пропустить.

Вот только все эти ухватки, Тарик прекрасно понимал, совершенно не годились для чтения девчонке виршей, нужны какие-то другие. А какие? Не догадался спросить у Фишты, а больше и узнать не у кого. В иных голых книжках герои читают возлюбленным стихи «вдохновенно» или «воодушевленно», но что это означает? Вот задачка свалилась на голову, и без подсказки знающего человека не обойдешься, только где ж ее взять? Хоть отправляйся завтра к Фиште...

...Ужин был, конечно, не праздничный, но и не совсем обычный. Кабальница Нури, как ей и надлежало, тихонечко ела за своим столиком в углу кухни, а они, все трое, сидели за тяжелым столом, помнившим еще Тарикова прадедушку. Стул папани, как и полагалось хозяину дома, единственный снабжен широкими поручнями, и спинка повыше остальных, с резными изображениями хлебницы и солонки — еще два символа хозяйской власти. То ли стул под стать папане, то ли папаня под стать стулу — высокий, широкоплечий Балазар Кунар, прочно стоявший на ногах и уверенно ступавший по грешной земле хозяин преуспевающей мясной лавки, не ставший богатеем, но процветавший. Он прихлебывал пенное темное пиво из большущей глиняной кружки и с удовольствием закусывал рыбехой из Озерного Края, отрывая лоскуты вкусно пахнущего мясца от цельного хвоста, а потом, можете не сомневаться, тщательнейше обсосет хребет, так что кость будет как отполированная. Маманя тоже прихлебывала пивко, но, понятно, ее кружка была гораздо меньше — хотя обе изрядно побольше обыденных.

Знаменательный день сегодня у папани — он наконец-то после длившегося два дня с раннего утра и до полуночи упорного торга с гаральянским торговцем заключил с ним сделку. Теперь папаня год, а то и дольше, если дела благополучно пойдут и гаральянцев это устроит, будет единственным лавочником, кто станет продавать в столице тамошнюю бизонью колбасу трех разновидностей. Почему именно так обернулось, почему именно ему выпала удача, объяснять, сказал папаня, было бы слишком долго, иные торговые дела даже сложнее и запутаннее, чем у денежных домов. Тарик с маманей, как всегда, и не ждали подробных объяснений, им это было ни к чему. Достаточно знать, что ударили наконец по рукам, дела у папани идут отлично — и он в отменном расположении духа...