Гроза над крышами

— Можно сказать, вовсе даже и ни за что, — ухмыльнулся Бабрат. — Пошли мы с корефанами искупнуться, смотрим — парочка на песочке нежится. Очень неправильная парочка: парнишка сущий задохлик, а деваха — с конца капает. Ну, мы подвалили, сказали суслику по-хорошему, чтобы чесал отсюда, а мы с девочкой душевно поболтаем. Он и начал блеять не по уму. Ну, настучали ему по потрохам, одежонку кинули — мигом прочь припустил. А девахе говорим: давай думай быстрее, с чего начнешь, на коленки станешь или сразу ножки врозь. Она давай в отказ: мол, мы дружим, у нас чувства... Мы ей по щечкам поводили «коготком», растолковали, что красоту нарушить можем. Хныкала, но легла. Только я на нее залез — бегут рыбаки. Суслик их позвал, близко оказались. Корефаны успели сдернуть, только их и видели, а мне ж куда, лежачему да со штанами спущенными? Надавали по шее, жабоеды чертовы, и к Легашам поволокли. Там тоже по ряшке били, выспрашивали: с кем был да с кем был? Им, псам, понятно, пригляднее групповушку сляпать, чем одного мотать. Не на того напали, псы позорные! Законный шустрила корефанов не сдает! (Тарик подумал: знаем-знаем, не из благородства не сдает, а оттого, что за групповушку навесят больше, чем «одинокому».) Как ни наседали, твержу одно: первый раз этих ребят видел, минутку назад познакомились и решили на речку прошвырнуться. А эта мокрощелка сама легла, когда ей денарик пообещали, и суслика отослала, вот он по злобе и наклепал. Только жабоеды по-другому все рисуют, а их целых четверо против меня одинешенька... Вот и потащили в квартальную правилку, а там клепала^{60 61} навесил год строгача, козел безрогий. А за что? Я с нее даже труселя стянуть не успел. Ну, оттоптал, как положено, честным сидельцем. Теперь вот у вас осматриваюсь. Места хорошие, кормиться можно, и девахи понимающие, — он снова погладил Шалку по ноге. — Только убогие все какие-то: ни одного законного шустрилы нет, никто строгого уговора^65л* не соблюдает. Ничего, дай время, поправим, будете жить как люди живут, а не слюнявым обычаем... Метнем потрясучку, Морячок? — он подбросил на ладони горсть меди, где зазвенели в основном шустаки. — По три шустака на раз, а? Ты не сопля, денежки должны в кармане брякать...

— Ну, давай метнем, — сказал Тарик. — Давай первым — твоя ж улица...

— О, да ты не совсем пропащий, игроцкие законы знаешь... Кажи монету.

Тарик не колеблясь полез в карман. Потрясучка — игра, в которой ни за что не смошенничаешь, да и всегда в нее здорово везло. Он только предупредил, как полагалось:

— Бабрат, с «ковшиком» и «перевертом».

— Не учи папаню жулькаться, Морячок... — усмехнулся Бабрат, выкладывая на ладонь свои и Тариковы шустаки гербухой⁶² вверх.

Он сделал ладони ковшиком, старательно затряс, время от времени делая переверг, чтобы верхняя ладонь оказывалась внизу, и наоборот. Медяки весело звенели. Теперь уже все зависело от чистого везения. Выждав достаточно времени, Тарик выбросил руку:

— Стой! Гербуха!

Плотно прижав ладони одна к другой, Бабрат отнял верхнюю и тихо выругался сквозь зубы: гербухой вверх лежали четыре шуста-ка. Тарик забрал выигранное, Бабрат доложил еще два и, согласно негласке, поинтересовался:

— Сам кинешь?

— Давай по второй.

Бабрат кольнул его глазками-шильцами — конечно же, понял нехитрую, политесно допустимую уловку: его ладони были побольше Тариковых, и монетам там тряслось вольготнее. Тарик выждал еще дольше и снова:

— Стой! Циферка!

На этот раз циферками вверх лежали аж пять шустаков.

Бабрат, как и следовало ожидать, решил переломить ход игры:

— Теперь ты метай, а то все я да я...

Ну что же, все по правилам... Однако на сей раз Бабрату не

свезло: он заявил циферки, а их оказалось только две. Очень даже неплохо — за пару минут Тарик выиграл четыре шустака. И предложил:

— Дальше мечем?

— Нет уж, хватит, — отказался Бабрат. — Не мой сегодня день, Рандинала⁶³ упорхнула... Да и забава соплячья...

Шалка хихикнула:

— Говорят же: кому везет в игре, в любви не везет. Ты ж, Тарик, давненько один ходишь, с тех пор как твоя последняя любовь с родаками уехала...

Язык чесался ответить: «Зато тебе везет: что ни день — полдюжины торчков во рту», но это было бы неполитесно.

— А знаешь что? — предложил Бабрат, якобы только что осененный удачной мыслью. — Давай шлепки раскинем!

Он проворно вытащил из кармана и показал Тарику колоду карт — не особенно и потрепанных, из самых дорогих — не чернобелые, а цветные. В дорогой лавке куплены... или попали в карман Мутного каким-то нечестным путем.

— Что мнешься, не умеешь? Враз научу! Вон Буба с Шалкой мигом въехали...

Краешком глаза Тарик подметил, что лица у обоих поименованных на миг стали невеселыми — еще один правильный кусочек в головоломку, и кусочков все больше, так что уже ясно, что на картинке...

— Да нет, тут другое, — сказал Тарик. — Когда пошел в Школа-риум, родители сводили в церковь, и я там дал письменный зарок: пока не стану Подмастерьем, ни в карты, ни в кости не играть. Только в потрясучку, грудку и пристеночек. Так что сам понимаешь...