Гроза Византии

Возгласы удовольствия послышались со всех сторон. Аскольд, особенно в последнее время, не очень охотно слушал скальда Зигфрида и всегда отдавал предпочтение славянскому певцу. Теперь же он быстро согласился на просьбы своей дружины. Руар с Ингелотом приняли это за предзнаменование успеха в задуманном ими важном деле.

По знаку обрадованного Дира, немедленно в гридницу к пирующим введен был седой Зигфрид, славный скандинавский скальд, не раз своей вдохновенной песнью возбуждавший скандинавов к берсекерангу [особенно выдающийся по храбрости подвиг].

Он вошел, высоко подняв голову. Его выцветшие от лет глаза на этот раз светились огоньком вдохновения. Таким Зигфрида давно уже не видали. Все при его появлении затихли, как бы в ожидании чего-то...

- Привет вам, витязи, привет вам, мужи Днепра и Скандинавии! произнес Зигфрид, останавливаясь посреди гридницы, прямо против князей. Чего желаете вы от старого певца?..

- Спой нам, Зигфрид, - сказал ему Дир.

Скальд тихо рассмеялся.

- Спеть, а о чем? - заговорил он. - Где я почерпну вдохновение для моей песни? Разве слышу я звон мечей, шум битв? Разве вижу я теперь, что героев ждет светлая Валгалла?.. Нет, нет, нет! Вместо них - трусливые бабы, да и то не норманнские, а такие, каких наши берсекеры видали разве только в Исландии...

- Молчи, старик! - гневно воскликнул Аскольд. - Тебя позвали петь, и пой!..

- Ты прав, конунг или князь - не знаю, как теперь и называть тебя, усмехаясь отвечал Зигфрид, - хорошо, я спою тебе... Слушайте вы, витязи норманнские!

Он с минуту помолчал и потом запел. Тихо сперва, но затем его старческий голос начал крепчать и, наконец, стал таким же звонким, как и голос юноши...

О родных скалах далекой Скандинавии пел он, вспомнал фиорды, откуда по всем морям, известным и неизвестным, расходились за добычей легкие драккары смелых викингов. Пел он о славе берсекеров, о их безумно-отважных походах на бриттов, саксов, франков, вспомнил об Олафе Тригвосоне Мудром и о дерзко-смелом Гастингсе, пред которым трепетала Сицилия, потом перешел к чертогу Одина - светлой Валгалле, к тем неземным наслаждениям, которые ждут там души павших в бою воинов, и вдруг, в упор глядя на то бледневшего, то красневшего Аскольда, запел с особенной силой и выражением:

Презрен, кто для сладкой лени

Забыл звон копий и мечей!

Валгаллы светлой, дивной сени

Не жаждет взор его очей.

Когда ж умрет, чертог Одина

Пред ним хоть будет налицо,

Не выйдут боги встретить сына

С веселой песней на крыльцо!

А на земле клеймо презренья

На память жалкого падет,

И полный всяк пренебреженья

Его лишь трусом назовет...

О, боги светлые! К чему же

Ему не прялку дали - меч?

Что толку в трусе подлом - муже,

Забывшем шум и славу сеч...

- О, замолчи, молю тебя, замолчи, Зигфрид! - прервал скальда, вскакивая со своего места, Аскольд. - Ты разрываешь мою душу на части...

Он смолк, а вместе с ним смолкла и вся гридница. Все, затаив дыхание, ждали, что произойдет теперь.

- Почему я должен молчать, витязь? - гордо спросил его Зигфрид. - И с каких это пор норманны прерывают песнь своего скальда, заставляют его умолкнуть, когда светлый Бальдур вдохновил его?

- Я знаю, что ты хочешь сказать... Ведь, мне все понятно! - лепетал растерявшийся ярл. - Все, все, все здесь против меня, вы не хотите покойной жизни, вы стремитесь к ненужному грабежу...

- Подожди, конунг, - загремел теперь Руар, - как ты пред лицом своих дружинников можешь говорить о грабеже? Нет об этом и помину. Не к наживе мы стремимся, а к светлой Валгалле, к тому, чтобы в потомстве не были покрыты позором наши имена... Об этом и пел Зигфрид, наш скальд. Да разве затем мы подняли вас обоих на щит, избрали своими вождями, чтобы мечи наши ржавели, секиры притуплялись, а щиты покрывала плесень? Нет, нам таких конунгов не нужно...

- Но что же вы хотите от нас? - воскликнул Дир, видя, что его друг не в состоянии от гнева и стыда выговорить даже слово. - Чего?

- Чтобы вы вели нас!

- Куда?

- На Византию...

- На Византию, на Византию, все пойдем! - загремели по всей гридницы голоса. - Вы должны вести нас! Иначе мы вас прогоним!..

Энтузиазм и жажда новых волнений охватили в этот миг всех - и норманнов, и славян. Они, пожалуй, и сами не отдавали себе отчета, зачем им нужен этот набег на Византию. И здесь, в Киеве, у них всего было с избытком. Просто молодцам захотелось прогуляться, потешить себя на просторе, а что из этого могло выйти, об этом они и не думали вовсе...

- Слышишь? - шепнул Ульпиан Валлосу.

- Да, но мы не допустим этого, - ответил тот.

- Это будет трудно.

- Но не неисполнимо... Как бы они ни храбрились, а без Аскольда и Дира ни в какой поход они не пойдут. Но послушаем, что скажет князь...

Аскольд и Дир сделали знак, из которого можно было понять, что они желают говорить.

- Мы знаем ваши желания, друзья, - несколько дрожащим от волнения голосом начал Аскольд, - и готовы исполнить вашу просьбу.

Клики восторга огласили гридницу.

- Только дайте нам обдумать все, - продолжал князь, - и тогда, клянусь и Одином, и Перуном, мы исполним вашу просьбу... А теперь прощайте... Не в радость нам этот пир.