Гроздь рябиновых ягод

Настя заплатила за постой за месяц вперёд. Денег у неё осталось совсем мало, нужно было срочно найти хоть какую-то работу. Каждый день с утра пораньше отправлялась она в Малмыж, стучалась чуть не в каждый дом, но безрезультатно. Зимой огородов не копают и окон не моют. Редкие случайные заработки не спасали ситуацию. Настя потеряла покой и сон.

Как-то в один из таких отчаянных дней, вернувшись в своё временное пристанище, Настя обнаружила пятнадцатилетнюю Марусю, младшую дочку хозяйки сидящей на полу перед разложенными лоскутами. Девочка задумала смастерить себе обновку из платья старшей сестры, но дело оказалось труднее, чем она думала. Настя взялась ей помогать, и к приходу Веры Ивановны новое платье было почти готово, благо, в доме нашлась швейная машинка. Хозяйка с удивлением разглядывала обновку дочери.

– Так ты, Настя, умеешь хорошо шить? Что же ты молчала?

Открыла сундук, порывшись, достала несколько отрезов.

– Вот, дочкам на обновки берегу, а сшить некому. Знаешь что? Хватит тебе по морозу без толку ходить, возьмись нам шить, а я с тебя за прожитьё, да за стол денег брать не буду. Согласна?

Не веря своей долгожданной удаче, Настя молча кивнула. Горло перехватило, на глаза навернулись слёзы – неужели судьба, наконец, повернулась к ней лицом?!

С этого дня у неё началась другая жизнь. Больше не надо было обивать чужие пороги в поисках заработка, она занималась любимым делом, не думая о куске хлеба. Дважды в неделю ходила в детский дом проведать детей. По воскресеньям, если было не слишком морозно, брала их на прогулку по парку или по берегу реки.

Узнав, что в деревне появилась своя портниха, к Насте потянулись соседки, кому мужнин пиджак перелицевать, кому юбку сшить, кому детскую одёжку справить. Рассчитывались, в основном, продуктами, с деньгами в деревне было небогато. Кто десяток яиц принесёт, кто кринку молока, кто мучицы – и уж кто кого кормил, Вера Ивановна Настю, или Настя её семью, не разберёшь. Теперь Настя могла и детей гостинцем побаловать. Жизнь потихоньку стала налаживаться.

Между тем приближались новогодние праздники. Подготовка к ним в детском доме началась загодя. В учебной комнате, где обычно дети делали уроки, царила весёлая суета. Одни раскрашивали разноцветной гуашью листы бумаги, другие резали их на полоски и клеили длинные цепочки-гирлянды и фонарики, третьи вырезали из бумажных салфеток снежинки и с помощью куска мыла клеили их на стёкла и стены. Девочки нанизывали кусочки ваты на нитки, потом привязывали нитки к длинному шпагату, который воспитатели крепили под высоким потолком. Получалось, будто с потолка крупными хлопьями падает снег.

В последний предновогодний день учеников отпустили из школы рано. Нина с Лизой возвращались в детдом вприпрыжку. Радовало все: и начинающиеся каникулы, и пятёрки-четвёрки в дневниках, и предстоящий праздник, и искристый снег. Дорогой обсуждали, придёт ли на ёлку Дед Мороз и будут ли подарки. Но хорошее настроение тут же улетучилось, стоило только девочкам войти во двор. Несколько мальчишек пинали шапку, словно футбольный мяч, а между ними метался плачущий Веночка с непокрытой головой.

Сёстры, не сговариваясь, налетели на обидчиков. Завязалась потасовка, в ход пошли холщовые сумки с учебниками. Мальчишек было больше, Нину сбили с ног, крепкая рука вдавила её лицом в снежный наст, Нина отчаянно барахталась, пытаясь вырваться. Вдруг её отпустили, чьи-то руки поставили на ноги. Нина увидела улепётывающих в разные стороны мальчишек. Перед ней стоял незнакомый парнишка года на два постарше. Серые глаза смотрели сочувственно.

– Эк тебе всё лицо расцарапали, паршивцы. Тебя как зовут?

– Нина… Нина Халевина.

– А меня Вовка Проскуряков. Ежели тебя кто впредь обидит, мне скажи, я ему голову носом назад поверну.

Поднял злосчастную шапку Веночки, нахлобучил ему на голову.

– И тебя в обиду не дам, так и скажи, коль еще полезут.

Натянул собственную свалившуюся в драке шапку на светлую коротко стриженую голову, подхватил свою сумку и ушёл беззаботно насвистывая.

– А я? За меня ты тоже будешь заступаться? – крикнула ему вслед Лиза.

Вовка оглянулся, весело помахав им рукой.

– Вот это да! Вот это парень! – Лиза шмыгала носом, размазывая замёрзшей ладошкой тоненькую струйку крови.

Веночке, как самому маленькому, приходилось в детдоме труднее всех, мальчишки постарше часто обижали его, демонстрируя собственную лихость. Потеряв свои шнурки, носки, полотенце, без зазрения совести отбирали их у малыша. Сестры, обнаружив в очередной раз братишку в ботинках без шнурков, на босу ногу, пытались найти обидчиков, да без толку. После этой стычки Веночке жить стало легче, Вовку Проскурякова мальчишки уважали и побаивались.