Гроздь винограда

Принс кивнул и уставился в учебник. О чём он только что читал? Мысленно вновь вернулся к другу.

Семья Кинг пришла к компромиссу, благодаря которому каждый оставался при своём. Генри продолжит заниматься музыкой, а родители будут хвалиться юридическим образованием сына.

Глубоко в душе Эдвард позавидовал парню. Он мог без стеснения, без внутренней борьбы брать в руки гитару и выступать перед публикой. Наверное, родители не прочь послушать песни сына и не прочь похвалить его талант.

Да, Эдвард почувствовал зависть. Отвратное чувство.

Он не мог позволить себе такую роскошь, потому что не Генри, и семья его не Кинг.

— Чем ты планируешь заниматься? — спросил в свою очередь Генри, на что Эдвард пожал плечами:

— Ещё не думал над этим. У меня впереди четыре года.

Ложь.

Эдвард знал своё будущее с точностью до минуты, будто сам Ностардамус нашёптывал предсказания на ухо. Роль Ностардамуса пришлась по вкусу чёртовому Райдеру.

Именно он, в один ужасный вечер, пригласил к себе в кабинет и подробно пересказал пять лет дальнейшей жизни.

— Ты поступаешь в Кембридж, — осведомил Эдварда мужчина, вальяжно распластавшись на кожаном кресле. — Будешь учиться на факультете международного права.

На такое заявление парень лишь приподнял брови. Он не хотел высказывать своё «фи», вспоминая разговор с матерью, которая минутой ранее умоляла его сдерживаться.

Он сдерживался.

— Будешь учиться только на «хорошо» и «отлично», — на этот раз Эдвард не удержал усмешки. — Да-да, именно так. Я лично буду звонить в деканат и узнавать о твоей успеваемости.

— Какая забота…

— Я вбухиваю в тебя огромные деньги, Эд! — стальные ноты проскользнули в голосе мужчины. — А я привык, чтобы мои вложения оправдывались. Ты меня понял?

— Я не просил об этом.

— Просила твоя мать.

Эдвард сильно сжал челюсть, отчего десна болезненно заныли.

— Окончишь университет, и я устрою тебя в свою компанию. Будешь под моим крылом.

«Под каблуком», — мысленно усмехнулся Эдвард.

— Всё понятно? Можешь идти.

— Симус, можно откровенный вопрос?

Мужчина с явным неудовольствием кивнул.

— Вы любите мою мать?

— Иначе, почему терплю тебя?

Это был не самый приятный их разговор, однако, и не самый ужасный. По крайней мере, Эдвард покидал кабинет без чувства вселенской ненависти и желания переломить попадающуюся на пути мебель.

Громкий стук в дверь вырвал из воспоминаний, и парни уставились на ворвавшегося в комнату Дилана.

Платиновый блондин кинул под кровать Эдварда баскетбольный мяч и попросил:

— Не давайте Блейку до моего возвращения!

— А ты куда?

— На свидание, — хмыкнул Дилан и, оттопырив полы тёмно-синего пиджака, повернулся вокруг своей оси. — Алиса согласилась скоротать со мной вечер.

Эдвард с прищуром оглядел разодетого друга и перевёл взгляд на учебник по философии. Как бы не скривиться при виде улыбающейся рожи и отутюженного костюма.

— И ночь? — вырвалось непроизвольно, потому что узнавать подробности не хотелось.

Чёрт подери, его вовсе не интересовала интрижка друга, тем более, если эта интрижка с Голден. Тут не интерес, а отвращение: друг — извращенец.

— Эд, читай философию, — посмеялся Дилан и вышел из комнаты, ловко уйдя от ответа.

Эдвард всё-таки скривился и отбросил учебник в сторону. Ощутил на себе внимательный взгляд и взъелся:

— Ну, что?

— Почему тебя раздражает Алиса?

— Меня не раздражает Ал… Голден, — не согласился парень, стараясь говорить как можно спокойнее. — Мне безразлична её личность. Совсем.

— Но ты злишься.

— Я злюсь на Дилана, который тянет в нашу компанию активистку, выскочку и жополизку, то есть Голден.

Генри поднял руки, как если бы защищался, и вернулся к изучению правовой системы. Вновь поставил локти на стол и закрыл уши ладонями.

Эдвард медленно выдохнул.

Он не просто злился. Его буквально выворачивало наизнанку от мысли, что где-то в конце коридора счастливая Голден обнимает разодетого Дилана. И что же дальше? Разодетый Дилан только и будет, что поднимать ей настроение на протяжении всего вечера. Возможно, он раскрутит соломенное чучело на поцелуй.

Предательский укол пришёлся на губы, и Эдвард в раздражении потёр их пальцами.

Он не завидовал Дилану. Целуется чучело также отвратительно, как и выглядело.

Он не завидовал Дилану. Только злился на неудачный вечер в компании учебника, когда у соломенного чучела намечался романтик.

Он не завидовал Дилану, а желание сорваться с места и застать картину маслом в конце коридора — это всего лишь желание лишний раз высмеять чучело.

Руки потянулись к гитаре, зажатой между стеной и подушкой. Нужно отвлечься. Музыка — лучшее лекарство от противоречивых мыслей.

Устроил инструмент на коленях и, сгорбившись, несмело провёл пальцами по струнам.

— Я тебя отвлекаю?

— Нет, — покачал головой Генри. — Хорошая музыка даже помогает запомнить материал.

Эдвард усмехнулся и, поколебавшись несколько секунд, заиграл.

Перед глазами закрутились знакомые пружинки, которые изуродовали тетрадку с текстами. Пальцы подстроились под воспоминания, с помощью струн выдавая те самые ноты. Ноты, неспешно сливающиеся в приятную слуху мелодию.