Гроздья гнева

– Миссис Саммерс, об этом расскажу я.

Элла сдалась:

– Хорошо, хорошо.

Джесси продолжала:

– На прошлой неделе рассказывали вы, как председательница. А теперь я попрошу вас помолчать.

– Хорошо, расскажите сами про эту женщину, – согласилась Элла.

– Собственно говоря, – начала Джесси, – наша комиссия не должна сплетничать, но я не буду называть имен. На прошлой неделе сюда зашла одна женщина из только что приехавших; комиссия с ней еще не успела побеседовать. Приходит она сюда, кладет брюки мужа в унитаз и говорит: «Что-то уж очень низко да тесно. В три погибели гнешься. Неужели не могли сделать повыше?»

Члены комиссии высокомерно улыбнулись.

Элла опять перебила ее:

– Говорит: «Сюда сразу много не войдет». – И Элла, не сморгнув, выдержала строгий взгляд Джесси.

Джесси сказала:

– Из-за туалетной бумаги у нас постоянные неприятности. Выносить ее отсюда не разрешается – такое правило. – Она громко прищелкнула языком. – Деньги на туалетную бумагу мы собираем со всего лагеря. – Пауза… Потом: – Корпус номер четыре изводит бумаги больше всех. Наверно, ее кто-то ворует. Об этом говорили на общем собрании: «В женской уборной корпуса номер четыре изводят слишком много бумаги». Так и было сказано, при всех!

Мать слушала их, затаив дыхание:

– Воруют? А зачем?

– Такие неприятности бывали и раньше, – продолжала Джесси. – Последний раз выяснилось, что три девочки вырезают из нее бумажных кукол. Девочек поймали. Но куда бумага девается теперь – неизвестно. Не успеешь повесить рулон, и уж ничего нет. Об этом говорилось на собрании. Одна женщина предложила провести звонок, чтобы он каждый раз звонил, когда рулон поворачивается. Тогда можно было бы уследить, кто сколько изводит. – Она покачала головой. – Просто не знаю, как быть. Я об этом всю неделю думаю. В корпусе номер четыре кто-то ворует бумагу.

Позади раздался жалобный голос:

– Миссис Буллит. – Члены комиссии обернулись. – Миссис Буллит, я слышала, что вы говорили. – В дверях стояла женщина, вся красная, потная. – Миссис Буллит, на собрании у меня духу не хватило признаться. Ну просто духу не хватило. Засмеяли бы.

– О чем это вы? – Джесси двинулась на нее.

– Может… может, это наша вина… Только мы не воруем, миссис Буллит.

Джесси подходила все ближе и ближе, и на лице у кающейся грешницы пот выступил теперь крупными каплями.

– Что я могу поделать, миссис Буллит?

– Объясните толком, в чем дело, – сказала Джесси. – Наш корпус опозорился из-за туалетной бумаги.

– Это тянется уже целую неделю, миссис Буллит. Но что поделаешь? Вы знаете, ведь у меня пять дочерей.

– Что же они делают с бумагой? – грозно спросила Джесси.

– Пользуются ею, больше ничего. Честное слово, больше ничего.

– Как же они смеют? Четырех-пяти бумажек вполне достаточно. Что с ними такое?

Женщина промямлила:

– Понос. У всех пятерых. Мы сидим без денег. Они наелись незрелого винограда. Каждые десять минут бегают. – И, стараясь хоть как-то выгородить своих девочек, добавила: – Они не воруют бумагу.

Джесси вздохнула:

– Почему же вы раньше этого не сказали? Надо было сказать. Из-за вас корпус номер четыре опозорился. А поносом каждый может заболеть.

Жалобный голос тянул свое:

– Едят незрелый виноград, никак их не остановишь. Понос день ото дня все сильнее и сильнее.

Элла Саммерс выпалила:

– Медицинский пункт. Ей надо обратиться на медицинский пункт!

– Элла Саммерс! – сказала Джесси. – Я вам последний раз говорю: не вы председательница. – Она снова повернулась к багровой от смущения женщине. – У вас нет денег, миссис Джойс?

Та потупилась:

– Да. Но мы скоро найдем работу.

– Напрасно вы так смутились, – сказала Джесси. – Это не преступление. Вы сбегайте в лавку и возьмите себе провизии. Лагерь имеет там кредит на двадцать долларов. Можете забрать на пять. А когда получите работу, вернете свой долг Главной комиссии. Вам это было известно, миссис Джойс, – строго добавила она. – Как же вы довели до того, что ваши дочки голодают?

– Мы благотворительностью никогда не пользовались, – ответила миссис Джойс.

– Вы прекрасно знаете, что это не благотворительность, – вознегодовала Джесси. – У нас не первый раз заходит такой разговор. В нашем лагере благотворительности нет. Мы этого не потерпим. Значит, сбегайте в лавку и возьмите там провизии, а талон принесите мне.

Миссис Джойс робко спросила:

– А если мы не сможем выплатить? У нас давно нет работы.

– Сможете выплатить – хорошо. А нет – это ни нас, ни вас пусть не беспокоит. Один человек уехал из лагеря, а через два месяца прислал деньги. Вы не имеете права допускать, чтобы ваши девочки голодали у нас в лагере.

Миссис Джойс испуганно смотрела на нее.

– Слушаю, мэм, – сказала она.

– Возьмите в лавке сыру для своих девочек, – командовала Джесси. – Это хорошо от поноса.

– Слушаю, мэм. – И миссис Джойс шмыгнула за дверь.

Разгневанная Джесси повернулась к своим товаркам.

– Она не имеет права так зазнаваться. Она живет среди своих.

Энни Литлфилд сказала: