На камнях недалеко от вершины нахожу некое подобие тура, но записки там нет. Как потом нам говорили, тур надо было искать ниже, на небольшом плече, но тогда мы этого не знали. Подходят остальные, поздравляют друг друга. Подъём занимает у нас всего пять часов, и происходит это первого мая 1991 года. Мужики вспоминают, что вершина несколько раздвоена, ходят взад и вперёд в поисках тура, но везде только спуски. Я пакую записку, написанную ещё внизу, в контейнер и складываю тур. Метёт нещадно, но я всё же щёлкаю несколько раз фотоаппаратом. К сожалению, выпить здесь чаю не представляется возможным. Мы даже не перекусываем и начинаем спуск.
В жёлобе навешиваем перила. Я спускаюсь первым и спускаюсь по гребешку до перемычки. Второй приходит Лена, за ней Вероника, потом Бирюков с Козловым. Искандер и Буренков застряли наверху, они находятся на прямой видимости всего в полутора верёвках, но за туманом ничего не видно. Помимо прочей одежды на мне тёплые штаны из синтепона и у меня только стали подмерзать ноги в ботинках. Остальные отчаянно прыгают, чтобы согреться. Временами пелену туч поддувает выше, и мы видим внизу свой лагерь. С перемычки решаем спускаться прямо вниз по крутому снежному склону до самой террасы.
Связываем две верёвки, и я выпускаю Буренкова на всю их длину. Следом отправляем окоченевших девушек. Я спускаюсь за ними. Тумана нет. Склон дальше становится более пологим, и мы идём без перил. Внизу виден бергшрунд, и, чтобы в него не попасть, мы забираем влево. После бергшрунда Буренкову надоедает идти, он садится на пятую точку и едет. Глядя на него, делаю то же самое. Все благополучно минуют бергшрунд, только Искандер проваливается по пояс. Ещё несколько минут изматывающего снега, и мы идём по морене.
От места, где стоят наши палатки, отделяется Сазонов, идёт навстречу. У него в руках две огромные кружки с горячим какао. Не знаю, как кто, а я счастлив. Оказывается, это такой кайф, когда тебя встречают. Проходит всего два с половиной часа с тех пор, как мы стояли на вершине, всего на восхождение ушло семь с половиной часов. Погода испортилась, отдыхаем, обедаем и собираем лагерь.
Решено сегодня заночевать под Сандухоем, на траве. Безжизненное холодное царство всех утомило. Сборы заканчиваются, и мы уходим вниз. И снова наш рабочий день насчитывает двенадцать часов.
Сверху тянет непогоду, временами срывается дождь. Видимо, вершина разгневана нашим вторжением. На впадении Гешой-Ламуры в Шаро-Аргун ночуем. У нас в запасе ещё целых четыре дня. К обеду собираемся и уходим к Кебасою. Потом за один день доходим до села Итумкале и, во избежание эксцессов, ночуем у муллы. На следующий день долго ждём, за нами никто не приезжает, до Шатоя добираемся на автолавке, нахватавшись по дороге пыли в её будке. В Шатое садимся на автобус и за полсотни доезжаем до Грозного.
Через несколько дней попытку восхождения на Комито предпринимает другая грозненская группа, но безуспешно. Так что записка наша до сих пор лежит на вершине.
Владимир Щербаков. Люди и горы
Грозненские секции альпинизма, туризма и спортивного ориентирования составляли сообщество людей, влюбленных в горы. Так уж получилось, что события не только разбросали нас, но и многих скрыли за завесой времени. Не хочу, чтобы забылись имена, события и дела тех, кто нам дорог, кто жил не только для себя.
Я расскажу о людях, с которыми встречался в Грозненском нефтяном институте, ходил в горы, рисковал и работал. Почему я говорю о горах, а не о туризме или альпинизме? Потому что они существуют независимо от нас и даны нам в хороших и памятных ощущениях. Посвящается живым и тем, кто не вернулся, кого нет уже в живых. Посвящается нашему времени и нашим местам: Восточный Кавказ от озера Кезеной-Ам до Кармадона и Цея; Баксан, Домбай, Фаны…