Грозный. Буденновск. Цхинвал. Донбасс

Вэвэшники встают и уходят туда, откуда мы только что вернулись. «Черный берет» идет с остальными, по пути спотыкается, мешкает и, оглядываясь по сторонам, будто ни при чем, возвращается за гаражи. Защитничек, мать его! Перебегаю чуть дальше. Хромая Молния пыхтит следом.

– Вадик! Камеру не выключай!

– Есть, сэр!

Вадику пофиг. Были бы водка и сигареты. А там… Хоть трава не расти! Он грузно опускается на траву. Трясет седой гривой. Закуривает. Шарит глазами по сторонам.

– Водички нет?»

Надо же, он еще и воду пьет… Не замечал как-то. Хромая Молния, ковбой-тяжеловес, русский вариант.

Я наблюдаю за охотой на людей. Снайпер заглядывает за ближайший угол. Убирает голову. Прижимается спиной к стене. Сжимает узкие губы. Лицо худое. Выдающийся вперед подбородок. Он больше похож на офисного клерка, чем на убийцу. Темно-зеленый берет сдвинут на затылок. Ежик русых волос. Броника нет, разгрузка. В руках короткая версия снайперской винтовки Дегтярева. С оптикой. Снайпер снова заглядывает за угол. Выставляет ствол. Смотрит в прицел. Поддерживает винтовку необычно – обеими руками под магазин. Правая нога отставлена назад, левая коленом упирается в стену. Рядом грохочет взрыв. Снайпер резко оглядывается и снова приникает к наглазнику. Он на охоте. Его ничего больше не интересует. Никто. Кроме бородатых мужиков по ту сторону прицела. Остальные спецназовцы, затаив дыхание, смотрят на него. Ждут чуда. Сейчас он выстрелит, попадет – и все! Конец войне! Щелк! Пуля уходит куда-то в заросли. Торс снайпера слегка откидывается назад от отдачи. Бойцы оживляются, подают советы.

– Да надо туда из гранатомета засадить!

Аккуратно высовываю свой череп из-за снайперского плеча. Мама! Это ж тот самый белый дом! Куда меня Вадик приглашал!

– Да, старый дурак, были бы мы сейчас у Басаева в гостях.

– Подумаешь!

Вадику все нипочем! Он прикуривает вторую сигарету от еще тлеющего бычка. Кайфует.

– Давай вставай, расселся! Снимать надо!

– Кассета кончается.

– А где остальные?

– У Кука.

Боец прилаживает «Муху» на плечо. Вадик так же на плече держит камеру. В трех шагах сзади. Гранатометчик оглядывается:

– Здесь нельзя стоять! Вас сейчас реактивной струей снесет!

Тубус «Мухи», судя по всему, не укомплектован. Гранатометчик бормочет:

– Блин! Тампонов нема!

Понятно. Беруши в комплекте, видать, отсутствуют. Маленькие такие кусочки марли. Без них выстрел даст бойцу по ушам. Я не успеваю закончить свой внутренний монолог. Бабах! Граната влетает прям в белый дом! Точно в оконный проем. Стрельба затихает на пару-тройку секунд. Потом разгорается вновь. Гранатометчик раздраженно откидывает в сторону использованный тубус. Возвращается к своим.

Навстречу несется молодой боец. Потный, в бронежилете, без каски. Светлые волосы стоят дыбом. В одной руке автомат, в другой на ремнях висят два РПГ‑18.

– Мухи!

– Все, не надо! Я уже засадил!

Снайпер меняет позицию, выскакивает за угол. Тут же садится на корточки. Смотрит сквозь заросли на белый дом, на корпуса больницы. До них метров восемьдесят. Два бойца, справа-слева, стоят согнувшись, готовые к рывку. Снайпер резко вскакивает и бросает себя в узкий коридор из сетки-рабицы. За ним тут же проскакивают двое. Снайпер, не отводя от белого дома взгляда, останавливает того, что справа, кладет ему руку на плечо. Вскидывает винтовку. Щелк! Щелк! Бойцы вскакивают и поливают заросли из автоматов.

Здесь же, за гаражами, «Альфа». Человек десять взрослых бойцов. Мокрые от пота, нервничают, возбуждены.

– Да, мы были там, где морг!

– Мы постреляли их немножко. А они заложников берут и ставят в окна с полотенцами!

– Там гранаты кидали!

На нашу камеру никто внимания не обращает. Это большая удача. Снимаем. То ли этим спецназовцам действительно не до нас, то ли из-за того, что мы их же раненых таскали. В общем, не шугают нас. Огромный альфовец, его зовут Палыч, объясняется с подполковником, что завел нас сюда.

– Постой, ты проезжал к моргу?

– Я проходил туда.

Что за морг такой? Прямо буденновский Мамаев курган! Чего они все туда рвутся? Появляются еще раненые спецназовцы. Идут своим ходом. Альфовцы за гаражами облегченно вздыхают. Видать, своих и ждали. Один раненый опускается на асфальт. Его осматривают, не снимая шлема с поднятым стеклянным забралом.

– В шею ранен?

– Вот здесь кольнуло.

– Да, вижу. В шею.

Еще раненый. На брови приклеенный тампон. Рука перебинтована. Сквозь белую марлю проступает кровь. Все группируются вокруг великана-спецназовца.

– Вы откуда?

Раненый, нахмурившись, смотрит в глаза Палычу. Молчит. Не может сосредоточится. Не понимает вопроса.

– Откуда вы пришли?

– От торца. С того торца, который…

– С пищеблока?

– Да!

Опять раненый альфовец. Сколько их?! Несут. Опять лежа на носилках на животе. На правом боку, где незащищенное бронежилетом место, на камуфляже багровеет пятно.

– Володя! Володя! Тебе укол делали?

– Нет-нет! Нормально все!

– Тебя перевязали хоть?

– Нет-нет! Нормально все!

– ИПП наложили, Палыч! Обматывать не стали.

Пьют из пластмассовой канистры. Жадно пьют, как после марш-броска.

– Это минералка, что ли?

– Нет. Обычная.

– Дайте мне воды!