Грозный год - 1919-й. Огни в бухте

Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы.

- Вот и все, - сказал он, отойдя к окну.

- Браво, Уллубий! - Лещинский всем корпусом подался вперед, пытаясь встать с кровати. Киров остановил его, заставил лечь. Лещинский взял его за локоть, торопливым шепотком заговорил: - Послушай, Сергей. Мы предлагаем такой план: Уллубий с небольшой экспедицией пробирается в Дагестан, организует там партизанские отряды, собирает подполье. Я поправляюсь, немедленно еду к нему на помощь. Ты здесь заново формируешь армию, готовишь флот к походу и в один прекрасный день идешь на помощь Дагестану… Как, одобряешь?

Киров и на этот раз уклонился от прямого ответа: он не любил скоропалительных решений.

- Поживем - посмотрим. Тебе надо еще поправиться, Уллубию - отдохнуть после поездки в степь…

- Никакого отдыха! - возразил Буйнакский. - Мне только ночь поспать в теплой постели, выпить самовар горячего чаю, и я снова готов к любому походу!

- Ну вот и прекрасно! - Киров встал. - Поживешь у меня несколько дней, будешь кунаком.

- Спасибо, Сергей Мироныч. Я рад быть твоим кунаком, это большая честь для меня, но на этот раз… не больше одного дня! Надо спешить! Впереди дальний и рискованный путь, огромная работа!.. Дорог не только каждый день, дорога каждая минута. Я думаю, что ты лучше меня все это понимаешь. Но, я догадываюсь, тебе хочется хорошенько подумать обо всем и потом уже принять решение. Хорошо. Согласен! Скажи… я тебя не стесню?

Киров усмехнулся:

- Думаю, что нет. Говорят, квартира у меня большая.

- А ты что, дома не живешь? - удивился Буйнакский.

- Нет. Некогда, Уллубий. Времени мало. Дни горячие!

В дверь постучали.

- Войдите! - крикнул Лещинский.

Буйнакский прошел к двери, раскрыл ее. На пороге с подносом в руке стояла медицинская сестра. Это была Кауфман.

- Разрешите накормить больного, - мило улыбаясь, потупив глаза, произнесла она, входя в палату.

- Не рановато ли? - Лещинский поморщился. Ему очень не хотелось расставаться с Кировым и Буйнакским.

- Пора, пора! - строго сказал Киров.

Все так же улыбаясь, сестра поставила поднос с обедом на подоконник, накрыла чистой, накрахмаленной салфеткой тумбочку, придвинула ее вплотную к кровати и очень умело разместила на ней и первое - пшенный суп, и второе - жареную рыбу с пшенной кашей, и тарелку с хлебом, и голубую розетку с кусочком сливочного масла.

- Ничего не забыто? - спросила она.

- Спасибо, Анна Семеновна, всего достаточно, - поблагодарил Лещинский.

- Кушайте, пока все горячее. На третье я вам принесу компот из сухих фруктов. - Кауфман взяла поднос и, раскланявшись, вышла из комнаты.

- Какая заботливая сестра! - Буйнакский был восхищен.

- Да, она ко мне проявляет большое внимание. Просто трогательно! И эту салфетку, и эту голубую розетку, уверен, она принесла из дома. Где их взять в госпитале? - Лещинский попробовал суп. - Отличный суп!

- Ну, не будем тебе мешать. - Киров помахал фуражкой. - И нам, пожалуй, время обедать.

И они вышли из палаты.

На улице Буйнакский сказал:

- До твоего прихода Оскар прочел мне отрывки из неоконченной поэмы. Тебе читал? Не думал, что он такой способный поэт.

- Отрывки эти я знаю. Пишет Оскар образно и лаконично. Но этого еще недостаточно, Уллубий, - ответил Киров. - Нужны большие человеческие характеры, большие страсти, когда человек берется писать о нашем грозном времени. Всего этого в написанных кусках пока нет. При серьезной работе вещь у него может получиться. Но для этого нашему Оскару надо как можно скорее избавиться от влияния символистов и вообще декадентов. Нельзя заумными образами писать эпическую поэму. Все это я ему высказал. Может быть, даже с излишней резкостью. Хотя, по правде сказать, мои познания в области поэзии более чем скромные. Я сужу о ней как рядовой читатель.

Буйнакский поверх пенсне посмотрел на Кирова:

- Ну, не такой уж рядовой! - И он рассмеялся.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В дежурной комнате Кауфман чуть не задохнулась от смеха.

Как долго она мучилась, чтобы узнать, кто этот таинственный больной по фамилии Лещинский. Сколько было догадок, предположений! Нигде не работает, а какой почет: отдельная палата, усиленное питание! Сам Киров навещает его через день!

Кто он?

Она подолгу простаивала у двери палаты, прислушиваясь то к бормотанию Лещинского, когда он бредил, то к песням, которые он пел, когда чувствовал себя лучше и пытался ходить по палате. Пел он много и хорошо. Любил романсы. Часто по-французски пел песни Беранже.

Кто он?

Разгадка наступила неожиданно, сегодня, когда к Лещинскому пришел Уллубий Буйнакский. Кауфман не раз видела Буйнакского в Военном комиссариате, когда он проездом в Царицын готовил в Астрахани транспорт оружия для Дагестана. «Но ведь это было в июле прошлого года, перед августовским мятежом, - думала она. - Как же он вновь очутился в Астрахани, когда Дагестан отрезан от России армией Деникина? Что может быть общего между Буйнакским и Лещинским?..»