Грозовое лето

— Ну, если не любви, то помощи, конечно, помощи!.. В Оренбурге Заки-эфенде говорил же мне о дружбе с атаманом.

— Почему же полковник Антонов не сохранил твой отряд особого назначения, а превратил в эскадрон своего полка? Почему из других эскадронов татарских и башкирских джигитов не переводят в твой эскадрон?

— Боятся нашего национального единения, — неуверенно предположил Кулсубай.

— Согласен! А большевики вот не боятся, создают башкирские и татарские полки, дивизии! — И мулла хитренько усмехнулся в бороду.

«Смело говоришь! Рискованно! Похоже, что и ты учился у Михаила!» — невольно признал Кулсубай.

— Так что же делать?

— Подбирать надежных джигитов. Своих людей! Твердую опору иметь в полку. Но с Оренбургом не ссориться, боже упаси! Мы верим своему башкирскому правительству.

На этом и порешили.

6

Дневальный осторожно, но крепко тряхнул спящего Кулсубая за плечо. Привычно командир сбросил с перины ноги, еще ни о чем не осведомившись, начал одеваться, — военная сноровка… Джигит молча показал на дверь, а потом на занавеску, за которой спали хозяин, его жены и дети.

В сенях в пистолетом в руке стоял адъютант Музафар, джигит верный, — такого ни угрозой, ни деньгами не оторвать от Кулсубая.

— Надо бежать немедленно, агай!

— Да что там случилось?

— К полковнику Антонову приехали в сумерках Хажисултан и Нигматулла. «Хозяин золота» привез в дар кошель червонцев. Дежурный по полку собрал казаков. Сейчас придут, тебя, агай, арестуют.

— Арестуют или сразу расстреляют? А, Музафар?..

— Пожалуй, и расстреляют! — Адъютант с восхищением взглянул на невозмутимого командира. — За кладбищем оседланные лошади. Бегите!

— А если поднять восстание? Перебить офицеров? А, Музафар? За меня джигиты заступятся?

— Заступятся, но не все, — без раздумья сказал адъютант. — Остальные растеряются. Зря прольется кровь! Я и мулла Мазгар останемся, будем привлекать надежных людей, готовить заговор. Бегите, агай, у лошадей ваш ординарец!

И правда, пора бежать — на улице в ночной тишине гулко стучали по утоптанной земле конские копыта, звякали мелодично уздечки. Дробно заколотили кулаком в калитку, послышалась грубая брань. Пригнувшись, Кулсубай побежал через огород, нырнул в буйные заросли крапивы, перепрыгнул через ручей. Протяжно заскрипели пули, вспарывая плотную мглу, загремели разрозненные выстрелы, но Кулсубай был уже далеко.

За кладбищем джигит держал за поводья двух лошадей, седельные сумы раздулись буграми, — значит, Музафар позаботился и о продуктах, и о патронах.

Кулсубай решил остановиться на отдаленной лесной заимке. Дутовские казаки побоятся сюда сунуться, а если придут партизаны Хисматуллы, то это и к лучшему: Кулсубай охотно начнет сообща громить казаков. А пойдут ли старатели под его властную руку? Но об этом Кулсубай не хотел думать… Один остался, совсем один? Неужели Хисматулла прав и он, Кулсубай, сбился с единственного верного пути?

Через день на заимку прокрались джигиты, убежавшие из полка, три смельчака, сказали, что эскадрон Кулсубая расформирован, всадники переведены в другие эскадроны, а самые горластые — в стрелковые роты. Офицеры свирепствуют, окончательно распоясались, то и дело грозят расстрелом. Башкирские и татарские всадники хотят дезертировать, но едва об этом прослышал Мазгар-мулла, категорически запретил и мечтать о побеге.

— Почему, Кулсубай-агай, мулла не велит уходить в лес? — с недоумением спросили джигиты.

Кулсубай был застигнут врасплох, но, подумав, сказал, что, видимо, мулла боится, что дезертиры разбредутся по деревням, хуторам, уйдут домой, — так и распылится отряд особого назначения.

— Через неделю-другую он приведет ко мне весь эскадрон! — обнадежил Кулсубай. — А вы оставайтесь, возвращаться вам в полк опрометчиво!

Джигиты обрадовались.

Кулсубай послал разведчиков в Сакмаево, на Юргаштинский прииск, чтобы выведать, где отряд Хисматуллы, но те вернулись обескураженными: местные жители, даже родственники джигитов, не хитрили, а признались откровенно, что не слышали давно о партизанах.

И вдруг сам Хисматулла пришел на заимку, без охраны, пешком; гимнастерка на плечах разорвана — продирался сквозь шиповник в оврагах.

— Здравствуй, здравствуй, агай, вот где свиделись! — весело сказал он, крепко пожимая руки Кулсубаю и его джигитам.

— Как же ты нас нашел? — удивился Кулсубай; минуту назад он и не подозревал, что так обрадуется встрече с Хисматуллою.

— А вот и нашел! Это твои парни не смогли меня отыскать, а мой отряд неподалеку — на Федулкином хуторе. Я ведь все-все знаю! — засмеялся Хисматулла. — А тебе военная форма идет, агай! — внимательно оглядев статного Кулсубая, добавил он. — Офицерские погоны, однако, не красят!

Сделав строгое лицо, тот возразил:

— Мне, кустым,[13] офицерский чин присвоило башкирское правительство. Наше национальное правительство! Не атаман Дутов!

«Нарочно прельщают золотыми погонами!» — подумал Хисматулла, но решил не раздражать Кулсубая и продолжал дружелюбно:

— Ты прирожденный воин! В наше время сразу заметно, кто на что способен!