Грозовой перевал

– Стойте! – сказал он, удерживая ее за руку. – Больше побегов не будет! Куда вам бежать? Я пришел отвести вас домой, и вы, надеюсь, будете послушной дочерью и не станете впредь побуждать моего сына к неповиновению. Я не мог придумать, как мне его наказать, когда узнал о его соучастии в этой истории: он, как паутина, ущипнешь – и его не стало; но вы по его виду поймете, что он получил свое. Третьего дня вечерком я свел его вниз, посадил его на стул и больше к нему не прикоснулся. Гэртона я выслал, и мы остались вдвоем. Через два часа я позвал Джозефа отнести Линтона опять наверх; и с того часа мое присутствие так действует ему на нервы, точно ему явилось привидение: мне думается, он часто видит меня и тогда, когда меня нет поблизости. Гэртон говорит, что он просыпается среди ночи и кричит целый час и зовет вас защитить его от меня, и люб ли вам ваш бесценный супруг или нет, вы пойдете к нему: теперь вам о нем думать; перелагаю на вас всю заботу о нем.

– А может быть, вы позволите Кэтрин жить и дальше здесь, – вступилась я, – и отошлете мистера Линтона к ней? Вы их обоих ненавидите и, значит, не станете скучать о них: для вас, лишенного сердца, от них одна докука.

– Мызу я думаю сдать, – ответил он, – и, понятно, я хочу, чтобы мои дети были при мне. Кроме того, эта девчонка должна платить мне услугами за свой хлеб. Я не намерен содержать ее в роскоши и безделье, когда Линтон умрет. А теперь – собирайтесь, да поскорей: и не вынуждайте меня прибегать к насильственным мерам.

– Я пойду, – сказала Кэтрин, – кроме Линтона, мне некого в мире любить: и хотя вы сделали все, что могли, чтобы он стал ненавистен мне, а я ему, все же вы не заставите нас разлюбить друг друга. И я посмотрю, как вы посмеете чинить ему вред при мне и как вы запугаете меня.

– Храбритесь, хвастливый вояка! – ответил Хитклиф. – Но и я не так вас люблю, чтобы вредить ему. Ваши мучения не должны кончиться до срока, и вы их изведаете сполна. Но я сделаю его ненавистным для вас – это сделает его милый нрав. Из-за вашего побега со всеми его последствиями Линтон теперь – сама желчь. Не ждите благодарности за вашу великодушную преданность. Я слышал, как он расписывал Зилле, что он стал бы делать, будь он так силен, как я: наклонности налицо, а самая слабость изощрит его изобретательность взамен силы.

– Я знаю, что у него злая натура, – сказала Кэтрин, – он ваш сын. Но я рада, что я добрее, что я могу простить; знаю, что он любит меня – и по этой причине я люблю его. Мистер Хитклиф, у вас нет никого, кто любил бы вас, и сколько бы вы ни старались сделать несчастными и сына своего, и меня, нас за все вознаграждает мысль, что жестокость ваша порождена еще большим вашим несчастьем. Ведь вы несчастны, правда? Одиноки, как дьявол, и, как он, завистливы? Вас никто не любит, никто не заплачет о вас, когда вы умрете. Не хотела бы я быть на вашем месте!

Кэтрин говорила с отчаянным торжеством. Она как будто решила усвоить дух своей будущей семьи и находила наслаждение в горе своих врагов.

– Тебе придется пожалеть себя самое, – сказал ее свекор, – если ты промешкаешь здесь еще минуту.

Ступай, ведьма, собирай свои вещи!

Она с презрением удалилась. Пока ее не было, я стала проситься на Грозовой Перевал на место Зиллы, предлагая уступить ей мое. Но Хитклиф ни за что не соглашался. Он попросил меня помолчать; и тут в первый раз решился обвести глазами комнату и посмотреть на портреты. Разглядывая портрет миссис Линтон, он сказал:

– Это я заберу к себе, не потому, что он мне нужен, но… – Он круто повернулся к огню, и на его лице проступило нечто такое, что я, не находя другого слова, назову улыбкой. – Я скажу тебе, – продолжал он, – что я сделал вчера. Я попросил могильщика, копавшего могилу Линтону, счистить землю с крышки ее гроба и открыл его. Я думал сперва, что не сойду уже с места, когда увидел вновь ее лицо – это все еще было ее лицо! Могильщик меня с трудом растолкал. Он сказал, что лицо изменится, если на него подует ветром, и тогда я расшатал стенку гроба с одной стороны и опять засыпал гроб землей – не с того бока, где положат Линтона, будь он проклят! По мне, пусть бы его запаяли в свинец. И я подкупил могильщика, чтобы он отодвинул в сторону гроб Кэтрин, когда меня положат туда, и мой оттащил бы тоже. Я позабочусь, чтобы так оно и было. К тому времени, когда Линтон доберется до нас, он не будет знать, где из нас кто.

– Нехорошо, нехорошо, мистер Хитклиф! – возмутилась я. – Не стыдно вам было тревожить покойницу?

– Я никого не потревожил, Нелли, – возразил он, – я добыл мир самому себе. Теперь я стану куда спокойней, и теперь у вас есть надежда, что я останусь лежать под землей, когда меня похоронят. Тревожить ее? Нет! Это она тревожила меня, ночью и днем, восемнадцать лет… непрестанно… безжалостно… до вчерашней ночи: вчера ночью я обрел покой. Мне мечталось, что я сплю последним сном рядом с нею, мертвой, и что сердце мое остановилось, а щека примерзла к ее щеке.

– А если б она рассыпалась в прах или того хуже, о чем мечтали бы вы тогда? – сказала я.