Грубиян

— Мне кажется, ты никогда не повзрослеешь, Максим, — подводит итог сестра, едва я заканчиваю свою «повесть». И это её «Максим»… Полным именем она называет меня, только когда злится. — Стоило оставить тебя ненадолго одного, и ты свою жизнь начал спускать в унитаз!

— Хуя се! Так пять лет — это, оказывается, ненадолго! — вспыхиваю в ответ. — Если тебя так заботила моя судьба, могла бы не уезжать!

— И вечно присматривать за тобой, как за несмышлёным ребёнком?! Тебе уже двадцать два, через месяц стукнет двадцать три, а мозгов так и не прибавилось! Я-то надеялась, что за время общения со мной ты хоть чему-нибудь научился! Остепенился, в конце концов! А что я вижу в итоге? Мой брат бухает каждые выходные, заходится из-за дел давно минувших дней, о которых все остальные уже благополучно забыли и зажили дальше и ещё умудрился обидеть девочку, которой ты, по-видимому, просто понравился!

Я болезненно скривился: своей убивающей прямотой Вероника напоминала мне Костяна, который тоже всегда рубил правду-матку, не заботясь о чувствах собеседника.

— Какое нахрен остепениться?! Где я, и где семья?!

Вероника печально усмехнулась.

— Ну, судя по количеству твоих встреч с родителями, от семьи ты явно далёк…

Из груди вырвался тяжёлый вздох. Вероника вся в нашу родительницу: мать тоже постоянно сокрушается, что я забил на семейные вечера.

— Хочешь, чтобы я своей кислой рожей портил настроение окружающим?

Вероника подошла ко мне вплотную, легонько треснула по лбу и прижалась к груди, обняв за талию.

— Родителям не важно, с каким настроением ты приедешь; главное, что ты всё-таки приедешь.

Обнимаю сестру в ответ.

— Что я должен сделать, чтобы внутри не было так адски пусто и больно?

Я задаю этот вопрос без малейшего стеснения быть принятым за ранимого мальчика, потому что Вероника и так знает меня, как никто другой, и никогда не поднимала на смех, чем бы я с ней ни поделился. Друзья тоже выслушивали, поддерживали, давали советы, подъёбывали, когда это было нужно, но всё это не одно и то же: сестра всегда серьёзнее относилась к любым моим проблемам.

Она поднимает голову и берёт моё лицо в ладони.

— Перестать страдать хернёй.

Моё лицо вытягивается в идеальный овал, потому что… Чем она занималась в Америке, что начала материться?

— Это твой упырь так тебя испортил, да?

Вероника смеётся, и на душе отчего-то становится легче.

— Я всего лишь говорю на понятном тебе языке, раз нормальная речь до тебя не доходит. — Сестра тяжело вздыхает. — Но я серьёзно, перестань жить прошлым. Там тебя всё равно уже нет, и исправить то, что случилось, у тебя не получится. Наслаждайся каждым днём последнего года учёбы, потому что студенчество — лучшая пора в жизни, к которой ты, к сожалению, относишься наплевательски, и после окончания будешь сожалеть о том, что всё пропустил. Проводи время с друзьями, потому что никогда не знаешь, по каким углам раскидает вас жизнь, и увидитесь ли вы ещё раз. Приезжай на семейный ужин к родителям, потому что им давно уже не восемнадцать, и однажды ты можешь с удивлением обнаружить, что приезжать тебе не к кому. Найди девушку, ради которой тебе захочется просыпаться по утрам и делать что-то хорошее; самому стать лучше. Просто живи настоящим, Макс, и ты увидишь, что на самом деле жизнь не так уж и плоха.

Каждое слово Вероники я впитываю, словно губка, и чувствую, что тяжёлый груз спадает с плеч, а на глаза набегают слёзы, которые я сдерживаю, кажется, последние двенадцать лет. При сестре рыдать мне совсем не стыдно, потому что я нигде не видел столько понимания, сколько было сейчас в её глазах.

И впервые за последние три месяца я чувствую себя лучше.

Нашу семейную идиллию нарушает звонок мобильного сестры, и по довольному выражению её лица легко можно догадаться, кто звонит.

— Привет, любимый, — поёт она в трубку, и я готовлюсь блевать сахарной пудрой. — И тебя с Новым годом!

Вероника бросает на меня красноречивый взгляд — «не вздумай ляпнуть какой-нибудь херни!» — и вновь окунается в общение с мужем.

— Упырю — привет, — бурчу на ходу, направляясь к двери.

Если останусь тут ещё хоть на секунду — сдохну от отвращения и сахарного диабета…

— Максим тебе «Привет» передаёт и очень сожалеет, что ты не смог приехать, — воркует сестра.

Закатываю глаза к потолку: ну и кто из нас ребёнок?

Выхожу за дверь и словно в другую реальность попадаю: здесь даже воздух какой-то колючий; а всё потому, что рядом нет сестры. Даже думать не хочу о том, что будет, когда закончатся её выходные, и Вероника вновь махнёт за океан…

С упырём сестра треплется довольно долго, хотя я в своей голове уже давно исчерпал возможные темы для разговора с человеком, которому прищемили мозг. Он был одинаково далёк и от политики, и от религии, — иными словами, от всего на свете; даже в любви был полным профаном, но видел это почему-то только я один. Ну, может отец был со мной солидарен, но счастье дочери для него важней.