Грубиян

Глаза парня привычно темнеют, затягивая в свой омут.

— С огнём играешь, детка.

Вздыхаю, потому что не могу остаться с ним тут навечно, а именно этого хочется мне больше всего.

— Встретимся после третьей пары на парковке.

Макс целует меня в лоб, кивает и уходит, а я в который раз провожаю взглядом его надёжную спину.

В аудиторию вхожу вместе со звонком — так мне почему-то спокойнее — но Алиса всё ещё отсутствует. Меня вновь накрывает обида за нашу дружбу, которую во что-то ставила только я. Всё затрещало по швам лишь потому, что Макс выбрал меня, а не её — девушку, которую по её мнению непременно хотели все.

Падаю за свой стол и стараюсь слушать препода, не отрывая глаз от столешницы — так гораздо проще сосредотачиваться и делать вид, что Кокориной попросту не существует.

— Можно? — раздаётся над головой голос Алисы, и я непроизвольно вздрагиваю.

Не дожидаясь моего ответа, девушка плюхается на соседний стул.

— Чего тебе? — небрежно спрашиваю, а у самой внутри всё замирает в ожидании очередной гадости. — Макс ещё о чём-то спорил?

Алиса болезненно морщится.

— Зря ты так, — отвечает тихо. — Я всего лишь беспокоюсь о тебе.

От подобного заявления мой рот распахивается так широко, что в него, наверно, без проблем пролезет фура.

— Что конкретно ты называешь заботой? — спрашиваю, когда ко мне возвращается дар речи. — То, что ты пыталась поссорить меня с человеком, который мне понравился? И почему? Потому, что он выбрал не тебя?

Лицо Кокориной идёт волнами — не то от гнева, не то от боли.

— Я всего лишь хочу сказать, что он тебе не пара.

— А кому он пара? — взрываюсь я, неосознанно повышая голос, за что получаю неодобрительный взгляд преподавателя. — Тебе? Знаешь, ты ведёшь себя как эгоистичный ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку, и он делает всё возможное, чтобы вернуть её назад.

— Я не пытаюсь вернуть его, он никому не пара! — рычит Алиса. — У него нет сердца. Он не умеет любить никого, кроме себя. И твоё сердце он тоже разобьёт, как моё когда-то. Попользуется тобой и выбросит, как ненужную вещь!

Честное слово, я не знаю, как так вышло… Секунду назад я слушала всю эту грязь в адрес любимого человека, которого Кокорина совершенно не знала, а потом… моя рука сама махнула. Довольно сильно — у меня аж ладонь загорела огнём, когда столкнулась со щекой Алисы; от удара её голова дёрнулась, распущенные волосы на короткое мгновение плотной шторкой закрыли лицо. А когда Алиса вновь повернулась ко мне, я заметила на её губе тоненькую струйку крови, и мне стало немного не по себе — впервые в жизни поднимаю на кого-то руку. Но Макс защищает меня; почему же я должна позволять кому-то обвинять его в таких нелепых вещах? В конце концов, если бы он хотел поиграть и бросить — уже сделал бы это.

На лице девушки выражение полнейшего шока — она тоже не ожидала от меня ничего подобного.

— Это у тебя нет сердца, Алиса, — глухо бормочу я, теряя зрение из-за слёз, пока однокурсники тихо перешёптывались, а профессор терял дар речи — всё-таки не каждый день серая мышь устраивает «мордобой». — Ты всё никак не можешь успокоиться. Знаешь, когда человек действительно любит и заботится о ком-то, он делает всё возможное, чтобы объект его любви был счастлив — даже в ущерб собственным чувствам. Ты никогда не любила ни меня, ни тем более Макса, иначе не стала бы сталкивать нас лбами каждый раз. Ты — просто эгоистичная сука.

В этот раз я даже не стану делать себе замечание, потому что это единственное слово, которым я могу обозначить все свои чувства к Алисе: боль, гнев, разочарование, обиду и даже некое подобие печали — по времени, впустую потраченному на человека, который его не заслуживал.

— Простите, — как-то рвано говорю я, обращаясь к преподавателю, потому что внезапно начинаю задыхаться. — Можно мне уйти?

Речь к нему всё ещё не вернулась, поэтому он просто кивает: видимо, решил, что у меня припадок или что-то в этом роде.

Хватаю свои вещи, как попало закидываю их в рюкзак и пробкой вылетаю в коридор; там на мгновение прислоняюсь спиной к стене, потому что пару секунд мне нужно отдышаться. Всё-таки, подобное поведение не для меня, после родителей мой организм тяжело переносит насилие.

Когда дыхание худо-бедно приходит в норму, я отлепляюсь от стены и бреду куда-то вперёд, а после перехожу на бег, потому что тишина пустынных коридоров неожиданно начинает давить на мою психику.

— Нина! — слышу за спиной оклик Егора.

Оглядываться не хочу, потому что мне хочется побыть хоть немного одной.

Добегаю до главного входа, выхожу на улицу, и ноги автоматически несут меня в сторону парковки прямо к машине Макса; уже от одного её вида мне почему-то становится легче и спокойнее. Не только человеческая душа, но и работа его мозга — потёмки.

Проходит примерно семь минут, прежде чем я слышу знакомую поступь позади себя; прикрываю глаза и жду, пока Макс подойдёт достаточно близко, чтобы я могла вдохнуть его уверенности.

Когда его руки опускаются на мою талию, я тут же забываю о том, что только что пережила.

— Егор меня сдал? — спрашиваю.

Макс трётся щекой о мою щёку.