Грубиянские годы: биография. Том I

В парке Клотара, надеялся он, произойдет прекрасная встреча. Все окна виллы были распахнуты, но никто из них не выглядывал. Садовник, принявший Вальта за любителя паркового искусства, по обычаю вышел ему навстречу с букетом в руках, надеясь, что посетитель сумеет прочитать этот цветочный швабахер, это телеграфное сообщение, и подарит ему за него несколько грошей. Нотариус сперва вежливо отказывался от цветущего подарка, но в конце концов все-таки принял его, с любезнейшим выражением лица, а потом еще и на словах выразил искреннюю благодарность садовнику, который, со своей стороны, принял самый мрачный вид, потому что не получил ни геллера. Нотариус принялся блаженно прогуливаться по аллеям и темным нишам между кустами, мимо снабженных табличками утесов и стен, зеленых скамеек с видом на красивую панораму… и в каждом таком месте на голову ему слетал цветочный венок, или прямо в сердце – летняя пташка, то есть он чувствовал доподлинную радость, потому что повсюду ему мерещилась клумба, с которой, как он думал, его будущий друг сорвал несколько цветов или плодов быстротечной весны жизни. «Быть может, – говорил себе Готвальт, останавливаясь то тут, то там, – сей благородный юноша именно с этой скамейки долго смотрел на закат – в этих цветущих зарослях предавался сумрачным сердечным грезам – на этом холме, исполнившись умиления, вспомнил о Боге… Вот здесь, рядом со статуей… о, если бы именно здесь он пожал нежную руку своей любимой, если таковая у него есть… ежели Клотар молится, то наверняка здесь, среди могучих деревьев».

В парке почти не осталось скамеек, на которые Вальт не садился бы, предполагая, что раньше на них сидел Клотар.

– Божественный английский сад! – сказал Вальт, уже уходя, молчаливому садовнику у ворот. – Вечером я еще раз сюда загляну, дорогой мой.

Он и в самом деле в обговоренное время открыл садовую калитку. Со стороны виллы доносилась музыка. Вальт вместе со своими желаниями укрылся в красивейшем гроте парка. Из скальной стены за его спиной пробивались источники и нависающие над ними деревья. Прямо перед ним ровная река изливала свое длинное зеркало в изложницу пойменного луга. Крылья ветряных мельниц неслышно крутились на далеких холмах. Мягкий вечерний ветер взметывал красное солнечное золото из цветов, растущих выше по склону. Женская статуя, спрятав руки под одеянием весталки, стояла, наклонив голову, рядом с ним. Звуки, доносящиеся с виллы, повисали, как светлые звезды, в плеске источников и просверкивали сквозь него. Поскольку Готвальт не знал, на каком музыкальном инструменте играет Клотар, он предпочел дать ему в руки все инструменты: ведь каждый из них высказывал какую-то возвышенную, глубокую мысль, которую Вальт хотел бы приписать сердцу юного графа.

Под эту сладостную мелодию нотариус уже много раз мысленно рисовал себе то неслыханное блаженство, которое он почувствует, когда юноша вдруг войдет в грот и скажет: «Готвальт, почему ты стоишь здесь, такой одинокий? Пойдем ко мне, ведь я твой друг».

Чтобы помочь себе, Вальт сочинил несколько длинностиший в честь Ионатана (так он хотел зашифровать имя графа в хаслауском «Вестнике»), которые, правда, плохо ему удались, потому что его внутренний человек был сейчас слишком возбужденным и трепетным, чтобы твердо держать поэтическую кисть. Два других длинностишия – к которым он хотел для виду подмешать первые, чтобы публикация в «Вестнике» выглядела так, будто всё это поэзия и только, – получились куда лучше и именовались следующим образом:

У водопада с радугой

О, как незыблемо парит над свирепым водным потоком мирная радуга! Так и Господь стоит на небе, и потоки времен яростно обрушиваются вниз, но над всяким струением волн парит установленная Им арка мира.

Любовь как сфинкс

Дружелюбно смотрит на тебя это чуждое существо, и прекрасный лик его улыбается. Но если ты не постигнешь его, оно ударит когтистой лапой.

* * *

Тут пришел садовник и попросил Вальта удалиться – потому что, мол, пора закрывать сад. Нотариус поблагодарил и послушно направился к выходу. Но потом, уже на улице, где жил театральный портной, он, к своему изумлению, разминулся с запряженной шестеркой лошадей и освещаемой факелами каретой, в которой сидели Клотар и его спутники, – так что нотариус понял: его чувства в саду были тщетными. Он еще в течение получаса прохаживался под окнами Вульта, не видя брата – хотя тот его видел, – чтобы хоть в мыслях ощутить близость к нему.