Грубиянские годы: биография. Том I

Он, однако, услышал еще больше. Граф, говорили за столом, при своем богатстве женится на ней только ради ее красоты и образованности, ведь у него в десять раз больше денег, чем у генерала – долгов. «Какая разница, – сказал один холостой комедиант, игравший отцов, – если сия благородная девица, по слухам, – сама Любовь и Харита во плоти». – «Мать девушки, проживающая в Лейпциге, – откликнулся секретарь консистории, – думаю, легко согласится, потому что принадлежит к лютеранской конфессии, как и жених; а вот отец…»-«Что вы имеете в виду?» – спросил комедиант. «Дело в том, что дочь и отец – католики», – ответствовал секретарь. – «Что же, она сменит религию?» – спросил офицер. «Как раз этого никто и не знает, – сказал секретарь. – Если она останется при своей, то до женитьбы нужно будет урегулировать очень много вопросов; и им придется совершить бракосочетание дважды: один раз перед лютеранским священником, а после – перед католическим». – «Вы, консисторские советники, – сказал офицер, – представляете собой, клянусь Богом, занудливых, ни на что не пригодных, скучных болтунов, которые мне глубоко отвратительны; как же вы все проигрываете в сравнении с любым армейским капелланом!» -

Таким измученным, какими (если верить медикам) просыпаются люди, у которых в спальне стоит померанцевое дерево, ночью раскрывающее цветы и затопляющее комнату искусственной весной ароматов, – таким поднялся из-за стола Вальт, прижимая к раненому любовью сердцу эту сладостно-гложущую историю. Он хотел, он должен был увидеть жениха и невесту. Вину, которую он гораздо раньше, чем граф, если и не знал, то, по крайней мере, слышал, он мог бы попросить представить его жениху; да и жениха, коего уже долгое время видел и искал, мог бы попросить представить его невесте. В застольной беседе ему очень понравилось замечание, что Вина – католичка: ведь он и раньше всегда представлял ее себе как монахиню и одновременно – как итальянскую чаровницу. Даже то, что она полька, в его глазах наделяло ее новой красотой; не потому, что он какому-то одному народу присудил цветочный венец красоты, а потому что часто думал в своих фантазиях: Боже, как чудесно, должно быть, полюбить польку – или британку – или парижанку – или римлянку – берлинку – гречанку – шведку – уроженку Швабии – жительницу Кобурга – или женщину из XIII столетия – или из эпохи рыцарства – или из Книги Судей – или из Ноева ковчега – или младшую дочь Евы – или добрую бедную девушку, которая будет жить на Земле в самом конце времен, непосредственно перед Страшным судом. Таковы были его мысли.

Целый день он расхаживал в новом настроении – ощущая себя таким отважным и легким, будто сам любит, – а с другой стороны, будто он хоть и имеет в своем распоряжении всех женщин, но вместе с тем не имеет ни одной, – он хотел бы привести к Вине подружку невесты, в которую сам был бы до смерти влюблен, – он мечтал о встрече с братом, не с целью рассказать ему о случившемся или послушать его, но чтобы была рядом милая человеческая грудь, которую можно прижать к своей, – большая радуга, появившаяся вечером на востоке, настроила его на еще более возвышенный лад. Легкая парящая арка казалась распахнутыми многокрасочными вратами неведомого рая – это была древняя сверкающая триумфальная арка солнца, через которую уже часто проходило такое множество красивых, храбрых дней, в которую заглядывало так много грезящих глаз… Внезапно ему в голову пришло хорошее средство, чтобы удовлетворить три желания – два озвученных и одно тихое.

№ 20. Ливанский кедр Настройка роялей

Известно, что, согласно шестой клаузуле завещания, нотариус, чтобы получить наследство, должен, среди прочего, посвятить один день настройке роялей. Уже давно, помимо Вульта, еще и его отец – которому не терпелось посмотреть, как, в соответствии с пресловутым регулятивным тарифом, или тайными статьями, будут определяться и наказываться ошибки, – настаивал, чтобы эта наследственная обязанность была выполнена как можно скорее, ибо желал проверить честность покойного завещателя; но Вальт всегда возражал обоим: мол, несправедливо подозревать в мошенничестве почтенного покойного благодетеля. Теперь же, когда появились более привлекательные мотивы, он мог бы заняться настройкой, если бы пожелал; а вдохновляла его тройная надежда: что он, поскольку должен заранее через «Вестник» объявить публике о начале исполнения обязанностей настройщика, попадет в самые именитые дома и гостиные – что он увидит там прекраснейших дочерей (ибо дочери и музыкальные инструменты обычно обретаются недалеко друг от друга) – и, может, обнаружит даже то красного дерева драгоценное пианино работы Шидмайера, по клавишам коего недавно ударяли окольцованные пальцы Клотара и Вины.