Только через четверть часа он добрел до улицы Полевой, где в переулке осталась машина. Сосновский с Коганом курили в салоне. Они добрались сюда без приключений. С интересом смотрели на командира, на его помятый вид. Он не стал вдаваться в подробности, сообщил лишь, что было нелегко.
У здания общежития было тихо. Когда они доехали до дачи Малютина, на город уже надвинулись сумерки. На огороженной территории их поджидал еще один безрадостный сюрприз. Поначалу Малашенко отчитался о проделанной работе. Здесь сюрпризов не было — место нашли, трупы прибрали, милицию послали к чертовой матери (имелся у них один подозреваемый в надвинутой на глаза кепке, но рожу его бандитскую не разглядели). Специалистам уже даны указания начать процедуру опознания. Рассказывая, Малашенко подозрительно косился наверх, сочувственно вздыхал. Сюрприз поджидал именно там. Буторин с мрачной миной сидел у себя в комнате. Вокруг него крутилась Екатерина Черемых и бинтовала ему голову.
— Все в порядке, товарищи офицеры, — бормотала она. — Череп не раскрылся, все, что было в голове, осталось на месте. Вы еще везунчик, Виктор Алексеевич, голова у вас крепкая, как кокос. Да и сами вы мужик хоть куда, хоть сейчас в упряжку…
Буторин злобно стрелял глазами, Екатерина прятала усмешку.
— Ну что еще? — простонал Шелестов.
— Прости, командир, не повезло, — признался Буторин. — Миша сообщил, что вы на другую цель переключаетесь, и этот, Грибов, — целиком мой. А как я разорвусь на две двери? Одна за домом, другая с улицы. Думаю, надо внутри караулить, все же общежитие, народ ходит, мало ли кто я такой. Вхожу с заднего крыльца, там тамбур, коридор узкий, освещения нет. Как дали по голове — аж искры из глаз, и все. Там народу, оказывается, совсем не было, несколько жильцов, и те попрятались…
Прихожу в себя, поднялся, чувствую, кровь с башки течет… Бардак в голове, но ноги ходят. Не поверишь, пока на второй этаж поднимался, никого не встретил. У Грибова дверь приоткрыта, ну, я вошел. А он под дверью валяется на коврике. Уже сумку собрал, сам наполовину был одет. Не ждал посетителя, но открыл. Тот вошел, в живот нож воткнул и вышел. Так этот… еще по полу ползал, кровь размазывал, помереть никак не мог… Я чуть не вляпался… Голову в санузле промыл, бинтом придавил, сверху кепку и — тикать оттуда… Пока добрался до дому, голова кругом, тошнит…
— Не засветился? — мрачно спросил Шелестов.
— Вроде нет, пусто там было. Пока валялся, тоже никто не подходил… наверное. Виноват, Максим Андреевич, готов понести наказание за провал задания…
Сил ругаться уже не было. Все понесут заслуженное наказание — если в кратчайшие сроки не исправят свои ошибки. Он покосился на Когана, соорудившего постную мину: что там по поводу возвращения к «местам постоянной дислокации»?
— Командир, тебе не кажется, что тех хмырей было больше, чем двое? — уныло спросил Сосновский. — И они тоже разделились…
Какое глубокомысленное замечание! Милиция на последний труп просто обязана отреагировать. Будут расследовать, путаться под ногами…
— Да уж, отмочили, товарищи офицеры, — прокомментировал последние известия Павел Егорович Малютин, вернувшись поздно вечером с работы. — Такого наворотили, что без бутылки не разобраться… Ладно, выпутывайтесь сами, не буду вмешиваться в вашу работу, а то выйдет еще хуже.
Куда уж хуже…
— Как вы тогда сказали: «ювелирно и красиво»? — едко заметил майор госбезопасности Платов, выслушав доклад. — Хорошая попытка, Максим Андреевич, но больше так не делайте. Да, согласен, возможно, вы не засветились, хотя как сказать. Честно говоря, вы ставите меня в тупик: даже не знаю, хвалить вас или снять с этого дела, вернуть обратно в камеру. С одной стороны, непростительная неудача, вы оборвали единственную ниточку. С другой — мы имеем уже четыре трупа наших врагов — Михалец, Грибов и эти двое… как их там. Сами при этом потерь не несем, не считая избитых вами милиционеров. С этого дня основную работу должны вести местные органы контрразведки. Их руководству даны указания выполнять все приказы из горкома и поменьше задавать вопросов. Работайте по трупам, чего им лежать без дела.
Глава восьмая
Закордонная разведка хранила молчание, порой возникало опасение, что там уже всех переловили и никого не осталось. Двое суток группа маялась вынужденным бездельем, сидя взаперти. Было стыдно есть стряпню Глафиры, ведь они ничем ее не заслужили!
Буторин делал попытки завоевать расположение Екатерины, но даже перевязанная голова, как признак мужественности, ему не помогала. Екатерина загадочно улыбалась, избегала общения и больше поглядывала в сторону Шелестова. Но тот не замечал, у него другое было в голове.