«Григ» развалился на банке, подмигнул Цветкову. Тот не сдержался и с досадой плюнул. «Григ» засмеялся. Фельдфебель уводил лодку от причала, разворачивался. Взгляд «Грига» скользил по советскому берегу. Задержался на машинах, на причале, на виднеющемся в отдалении укреплении со сторожевыми башнями. Потом переместился вправо, скользнул по ржавому катеру, по грязно-зеленой машине. Задержался на усердно дымящем Шелестове, отправился было дальше, но вернулся, снова мазнул Максима.
Возможно, он что-то почувствовал, хотя вряд ли — в мистические процессы майор не верил. Кривая ухмылка перекосила породистое лицо. Пристальный взгляд устремился дальше — в глубь советской территории, которая отныне для этого человека была закрыта.
— Напускное нахальство, не больше, — успокаивая, проворчал Коган. — Он не может не понимать, что провалил задание, и начальство его по головке не погладит. И вообще у них проблемы — как ни крути, а часть их агентурной сети мы вырезали.
— Боюсь, не самую важную. — Шелестов затоптал окурок. — Ладно, поехали, нечего тут больше делать.
По агентурной сети действительно был нанесен удар — щадящий, почти безболезненный, но тем не менее досадный. Несколько арестов по наводке Готфильда вырвали звено из цепи. Никто не сомневался, что скоро цепочка обратно соединится. А закордонные разведчики продолжали безмолвствовать. Агенты на допросах запирались недолго. Боль терпеть было трудно, а возможность покончить с собой была не у всех.
В районе обеда следующего дня заскочивший домой Малютин сообщил отвратительную новость:
— У Кострова в изоляторе случился инсульт. Внезапное кровоизлияние в мозг во время допроса. Перестарались… Думали, симулирует, но нет, такое трудно симулировать. Доставили в тюремную больницу, сейчас лежит под капельницей. Вроде в сознании, но речь затрудненная, конечности плохо слушаются. Инге Александровне эту новость сорока на хвосте принесла, помчались с сестрой в больницу…
— С сестрой? — перебил Максим.
— Да, к ней младшая сестра из Минска приехала — поддержать, так сказать, в трудный час. Она не замужем, работает учительницей в школе, выпросила отпуск на несколько дней, примчалась в Берестов. Она на восемь лет младше Инги. Об этом Инга сама позавчера рассказала, я с данной особой незнаком. Из больницы их, естественно, попросили, сказали, что Костров жив и скоро вернется в камеру. Полчаса назад Инга звонила мне на работу, плакала. Голос у нее был какой-то спотыкающийся, слова выпадали. Боюсь, как бы и с ней чего не случилось…
— Я понял, Павел Егорович, — догадался Максим. — Такая уж доля у меня: быть курьером между вами и этой женщиной…
По дороге он размышлял: как, интересно, Анастасия Львовна относится к его участию в судьбе этой женщины? Имеется повод ревновать или это просто дань когда-то хорошим отношениям с мужем Инги? Участие чисто формальное, вытаскивать Кострова из тюрьмы Малютин не будет, но все же…
Дверь открыла незнакомая молодая женщина с испуганным миловидным лицом и пышными вьющимися волосами. Скромное платье облегало стройную фигуру. Лицом она отдаленно напоминала Ингу. Особенно взгляд — такой же беспокойный, затравленный.
— Ой, вы кто? — У нее был приятный, слегка ломающийся голос. Она машинально отстранилась, прижала руки к груди.
— Все в порядке, — успокоил Максим. — Я Шелестов, по поручению Павла Егоровича. Я не то, что вы подумали. — Фраза вырвалась сама собой, но явно была непродуманной. — Инга Александровна знает меня. С ней все в порядке? А вы ее сестра?
— Да, я Лида… Лидия Александровна… — Женщина облегченно выдохнула. — Проходите, я не знаю, что делать. Инга очень плохо себя чувствует… Господи, да не разувайтесь вы, так проходите.
Кострова лежала в дальней спальне, закутанная в халат и укрытая пледом. По бледному лицу струился пот, ее знобило. Женщина постоянно сглатывала, тяжело дышала. На тумбочке стоял стакан с водой, лежали таблетки. Ее глаза блуждали, но она узнала вошедшего:
— Это вы, Максим Андреевич… Я сегодня правильно произнесла ваше имя? Не обращайте внимания, мне немного нездоровится…
— Что случилось, Лидия Александровна?
— Я не знаю… — женщина нервно шевелила пальцами. — У Инги с мужем беда… Даже две беды…
— Я знаю, — кивнул Максим.
— Мы вернулись из тюремной больницы. Инга не смогла попасть на свидание к Николаю… Когда вернулись, ей стало плохо, начался жар, она с трудом выговаривала слова. Потом ее рвало, страшно болела голова… Я пою ее таблетками — от температуры, от рвоты…
— Сразу видно, что вы не врач, — рассердился Максим.
— А вы медик? — Она смотрела на него ясными зелеными глазами.
— Нет. Но я учился… Есть лекарства от высокого давления?
— Я не знаю…
— Надо немедленно в больницу. Это приступ гипертонии. Инга — слабая и чувствительная женщина. Теряем время, Лидия Александровна, вы же не хотите, чтобы с ней случилось то же, что с ее мужем? Да подождите вы, не надо бежать к телефону. Я на машине. Где в этом городе самая лучшая больница?
— Я не знаю…