Группа специального назначения

Люди спускались, помогали друг другу выгружать прорезиненные баулы с заплечными лямками. Рассредоточились вдоль обочины, сели на корточки. Машина разворачивалась, ломая ветки. Поволоклась обратно и вскоре скрылась в чаще леса. Все ждали, пока затихнет шум. В лесу стояла тишина, над головой, в разрывах деревьев, блуждали серые облака.

— Все, пошли, — поднялся Максим. — За мной, в колонну по одному.

Шли быстро, стараясь ступать след в след. Баулы не гремели — все снаряжение подогнали и затянули заранее.

Этой дорогой почти не пользовались, она заросла чертополохом. Пришлось с нее сойти, колея уходила влево. Тени скользили между деревьями, поскрипывали ветки под ногами, срывалось дыхание. За деревьями наметился просвет — выходили к Бугу. Шелестов поднял руку, сбавил шаг. Оперативники рассредоточились, опустившись на колени, выползли на опушку.

Встречаться с советскими пограничниками в их планы не входило. Они лежали за косогором, укрытые ветками кустарника. Вдоль обрыва петляла тропа, до нее было метров тридцать. Автомобильной дороги здесь уже не было — глухая безлюдная местность.

Ждать пришлось недолго. Пограничный наряд показался с севера. Блики света от ручных фонарей плясали по ворохам травы, свисающим с обрыва. Четверо, не считая собаки, здоровенной немецкой овчарки. Они медленно прошли мимо, освещая округу. Бойцы не разговаривали, не курили, четко соблюдая устав. Позвякивали фляжки и подсумки. Замыкающий сошел с тропы, глянул под обрыв, засеменил, догоняя сослуживцев. Овчарка глухо зарычала, видать, почувствовала чужаков, натянула поводок.

В горле стало сухо: только этого не хватало. Наряд остановился, свет от фонарей заметался по кустам. Оперативники вжались в землю, не дышали. Возникла перспектива неловкой ситуации. Но нет, обошлось. Кто-то из пограничников бросил: «Заяц, поди, или бурундук», и наряд двинулся дальше. Овчарка еще какое-то время порычала, но тоже скрылась в темноте. Наряд пропадал за кустами, растаяли светлячки фонариков.

— Надо же, наши собачки умнее людей, — глухо прошептал Сосновский.

— За мной, — бросил Шелестов. — Не растягиваться.

Он первым ступил на тропу и направился к обрыву. Водное пространство затягивал туман. Растительность на том берегу почти не просматривалась. Река входила в крутой меандр, вдаваясь в польскую территорию. До следующей излучины, возвращающей Буг на место, было действительно метров триста.

Они бежали по тропе, сопели, стараясь не сбить дыхание. Снова кривой изгиб реки, справа рослые осины на возвышенности — неплохой ориентир, когда придет пора возвращаться… Берег частично сглаживался, камни громоздились на спуске. Блестела вода в крохотном заливчике.

Максим остановился, поднял руку:

— Все вниз по камням, следы на глине не оставлять.

Спускались осторожно, памятуя, что «поспешишь — людей насмешишь». Переползали через камни, ощупывали опорные площадки. Уже у воды Сосновский поскользнулся, чуть не протаранив Буторина, прыснул:

— Крым напомнило, мужики. Всего лишь раз там был, зато какие воспоминания…

— Да чтоб тебе всю жизнь на море Лаптевых отдыхать, — ругнулся Буторин. — Под ноги смотри…

— Здесь и есть тот самый брод? — поинтересовался Максим, вглядываясь в очертания дальнего берега. Он уже не был дальним, река в этом месте сужалась, на польской стороне громоздился густой тальник. Туман витал, как рваные облака.

— Ну да, где-то здесь, — согласился Буторин. — Поныряли тогда немного, но дальше стремнины не заплывали.

— И наряд вас не задержал? — удивился Сосновский.

— Какой? — не понял Буторин.

— Советский, какой же еще?

— Так наряд здесь через полчаса проходит. Немцы и то чаще мелькали. А что им с нас? Мы же в гражданке были…

— Поговорили? — недовольно проворчал Максим. — Теперь раздеваемся до трусов. У кого есть желание, может и дальше. Вещи в баулы, и чтоб не намочить. Держим дистанцию. Буторин, поведешь, Сусанин хренов… Эй, Михайло Потапыч, ты куда? — встрепенулся он. — Рано еще, всем спрятаться и не отсвечивать.

Они втискивались в расщелины, ждали. Тоскливо находиться между двух огней. Наш патруль уже прошел, немецкого — пока не видно… Свет за кустами на дальнем берегу, хруст ветки — звуки разлетались по водной глади, и казалось, что хрустит совсем рядом! Снова тишина, клочья тумана.

Буторин первым спустился к воде, вошел в реку, подняв баул над головой. Сердце бешено стучало. Авантюра, конечно, дикая. Как там говорили древние: «Что позволено Юпитеру, не позволено быку»?

Вода бодрила — холодная не по сезону. Ноги проваливались в ил, цеплялись за подводные коряги. Глубина росла плавно. Люди шли друг за другом, выдерживая дистанцию два метра. Нетерпение подгоняло: они прекрасно были видны с обоих берегов… В районе стремнины усилилось течение, приходилось преодолевать сопротивление воды. Буторин охнул, ушел под воду. Но вынырнул, успев спасти баул.

— Черт, ты же говорил, что тут брод… — прошипел Максим.

— Хана моему броду… — огрызнулся Буторин. — Подводную съемку не проводили, командир. Дальше плывем. Задирайте баулы, гребите одной рукой.