Группа специального назначения

Глубина росла с приближением к вражескому берегу. Они гребли, отдуваясь, боролись с течением. Опоры под ногами не было. Сосновского относило вправо, он яростно работал одной рукой. Силы были на исходе.

Цветков уверял, что баулы водонепроницаемые, но в том имелось сильное сомнение. Поневоле приходилось мочить мешки. Энергично загребавший Буторин первым оказался под сенью нависшего над водой тальника. Выхода к берегу там не было, он закинул баул за плечо, вцепился в ветки и стал ждать остальных. Максим «причалил» несколькими метрами севернее. Слава богу, дно под ногами! На этом хорошие новости кончались, выбраться на сушу тут не было возможности — стена кустарника стояла непроходимая. Сосновский, отдуваясь, приткнулся правее, тоже нашел опору.

— Мужики, мы тут не вылезем, — прошептал он. — Я, пока плыл, разглядел правее что-то вроде пляжа. Там камни, разрыв в тальнике…

— Тихо… — прошипел Буторин. — Застыли все…

Почему тихо? Патруль вроде прошел, ничего подозрительного. Вопрос застрял в горле, Максим затаил дыхание. Остальные тоже замерли. Тишина стояла неестественная. Где-то плеснула рыбка. Но нет, звуки делались ближе, нарастали. Поскрипывали сапоги, что-то брякнуло. Приближались люди. Тот же самый патруль, но в обратном направлении? Донеслась немецкая речь, пока только отдельные слова. Выходит, гуща тальника была обманкой, и совсем неподалеку пролегала тропа? Буторин молодец, слух у товарища идеальный…

Немцев было как минимум трое. Собаками пограничные наряды не усиливали. В этом не было нужды — здесь нарушали границу только в одном направлении. Немцы еле тащились, а как раз напротив пловцов остановились, чтобы закурить!

Их было слышно, они разговаривали о чем-то, но не о службе. О каком-то Клаусе, переспавшем с полькой из соседней деревни. И зачем он это сделал? «А вы видели эту польку? — похохатывал другой. — Дура гнедая, страшная, как противотанковая граната; а еще мамаша у нее тупая истеричка, так и хотелось карабин разрядить, да унтер-офицер не разрешил». — «Ничего, — уверял третий, — скоро с русскими девками будем спать, говорят, они посимпатичнее польских». — «Фридрих, ты прогуливал уроки истории и географии! — веселился третий. — За рекой нет русских или почти нет, там поляки, белорусы, евреи — причем последних столько, что никаких патронов не хватит, надо только вешать и вешать…» Немцы хихикали, смаковали свои вонючие сигареты — их запах отчетливо ощущался в воздухе. «А что они едят? — интересовался несведущий в вопросах истории и географии. — У них есть какая-нибудь особенная кухня или они жрут то же самое, что в каменном веке?» — «Бульбу они едят, — подумал Шелестов. — Картошку, иначе говоря. Бульбу варят, бульбу парят, бульбу просто так… едят».

Немцы посмеялись и пошли дальше.

Ноги от холода сводило судорогой. Приходилось терпеть. Пловцы начинали шевелиться, смещались вправо, цепляясь за ветки.

— Слушай, Буторин, ты как их услышал? — шептал Сосновский. — Я вроде не жалуюсь на слух, но ничего не слышал…

— Так я же с Урала, — ухмылялся Буторин. — Городок маленький, повсюду горы, леса. Не то что у вас — неприспособленных городских жителей… На косулю никогда не ходил? Сидишь в засаде, ждешь ее, заразу, слушаешь…

— Да мы и на курицу-то никогда не ходили, — прыснул Сосновский.

Справа кусты расступались. Они выбирались на травянистый обрыв, перебегали, пригнувшись. Скатились с тропы в лощину, сбились в кучку.

— Немецкое пока не надевать, — предупредил Максим. — Уделаем к чертовой матери, как потом в приличное общество выйдем? Так что натягивайте свои портки.

— Согласен, командир, — кряхтел Сосновский, вытаскивая скрученное свое барахло. — Про приличное общество это ты мощно задвинул…

Облачались молниеносно, не время разводить волокиту. Все затянули, чтобы не бренчало, баулы за спину. Ну, пошли, бессмертные!

Снова продирались через кустарник, ползли, когда ветки вставали ершистыми стенами. Выбирались из зарослей на пустое волнообразное пространство, забирались в канаву. Здесь раньше были сельскохозяйственные угодья, иссеченные бороздами, теперь пространство не использовалось, заросло бурьяном. За полем, чуть правее, чернел лес. Слева еще один массив, между ними — пустота, возможно, местность понижалась. Офицеры лежали неподвижно, всматривались в полумрак.

— Где город? — прошептал Буторин. — Что-то не вижу никаких дорог.

— Там, — кивнул Максим на массив справа, — за этим лесом. К нему и надо пробираться. А далее посмотрим. Зыбко все и неясно, товарищи офицеры. Нужно время, чтобы сообразить. Не забываем про ориентиры — нам еще возвращаться. Если повезет…

Время, пусть и немного, у них имелось. На открытом пространстве дул ветер — восточный, с небольшими порывами. Люди ползли, перебегали по канавам. Половину поля преодолели минут за двадцать. Снова лежали, вслушивались. Буторин был уверен, что из леса доносится гул, и это крайне ему не нравилось. Вскоре и остальные стали различать эти звуки — прерывистые, странные. Такое ощущение, что приближались к запрятанной в лесу индустриальной зоне.