Группа специального назначения

Неужели получилось? Из дома тоже не засекли странных маневров. Несколько минут Максим стоял неподвижно. Теперь спешить было некуда. Как сказал бы верующий — все в руках Господа. Шелестов начал медленно смещаться вдоль забора, стараясь не касаться кустарника. Но виноград подступал к самой ограде, и это становилось реальным препятствием. Ветра нет, кусты трясутся…

Он медленно, шаг за шагом, уходил от калитки, добрался до угла огороженной территории. Здесь забор примыкал к стене сарая. Журчала речка на перекатах. Вот и малина, как же без нее?..

Майор пополз, цепляясь за колючие стебли, оборвал пару веток. Северный угол сарая соседствовал с берегом. По его кромке тянулась тропа. Она огибала, по-видимому, всю территорию, имела выход на улицу, на западную сторону участка. Нужен ли тут часовой, если перекрыть выходы на тропу? Разве что от посягательств с противоположного берега. Тот берег находился далековато, зарос ивняком. Река Зброев несла мутные воды на запад. Недалеко от стремнины бурлила воронка — явно опасное место…

И все же часовой здесь был. Максим различил шум шагов и съежился под кустами малины. Появилась каска, потом сутулая спина, перетянутая ремнями. Часовой уходил по тропе, косолапя как медведь.

Максим скатился к обрыву, рухнул вниз. До воды два метра. Грязь уже не волновала, немецкая форма свою задачу выполнила. Обрыв был завален комьями глины, из него, будто черви, вылезали обрывки сухих корневищ. На западе просматривалось пригодное для купания место, там имелись ступени, прорубленные в склоне.

Он переполз через комья, прижался к обрыву. На преодоление двадцати метров ушло полчаса. Крохотный пляж был рядом: пологий вход в воду, обрамленный травой, далее — дощатые мостки. Снова шаги, майор вжался в обрыв. Часовому пришлось бы сильно нагнуться, чтобы его заметить. Максим дождался, пока солдат уйдет, выполз на край обрыва.

Герман не ошибался. До хибары, стоящей у реки, было метров пятнадцать. Постройка так себе, но не ветхая, два окна, одна дверь, крохотное крыльцо. В доме имелись печка и электричество — судя по трубе дымохода и проводам с изоляторами. От крыльца к реке тянулась утоптанная тропинка. Значит, здесь ночует полковник, когда загружен делами и не хочет терять время на дальние переезды. Но будет ли он здесь сегодня ночью? Если нет, можно потерпеть, посидеть на берегу еще сутки…

Не было смысла здесь торчать. Раньше темноты ничего не случится. Он сполз с обрыва, припустил, пригнувшись, вдоль воды, к ранее замеченной расщелине. Втиснулся в нее, обложился комьями земли, принял позу, в которой не так затекают конечности…

Время тянулось. Шелестов чувствовал голод, терзался жаждой. Вода была рядом, но он терпел, не хотел вылезать. Вокруг гудели какие-то насекомые, забирались за воротник. К вечеру стало холодать, но он держался. За время пребывания в расщелине Максим усвоил одно: часовой по тропе проходит раз в полчаса, службу несет формально, может даже помочиться с обрыва.

День завершался, заходило солнце. Иногда он слышал отдаленный гул — по проселочным дорогам перемещалась военная техника. Иногда в районе построек шумели люди. Хлопала дверь. Пару раз он различил голос Вайсмана. Стало темно, взошла луна — над головой завис ее ущербный диск. Тянулись минуты, складывались в часы…

Шаги, кто-то открыл дверь, потом запер ее изнутри на задвижку. Проплелся часовой. Максим машинально посмотрел на часы — начало одиннадцатого. Рассеянный лунный свет озарял циферблат. Полчаса в запасе. Можно делать все, что нужно. Почему Вайсман не идет купаться? Безобразие! Все надо делать именно сейчас — только так они успеют к своим до рассвета!

Он тихо вылез из расщелины, стал переползать к вырубленной в грунте лестнице. Выполз на обрыв, застыл. В доме за шторой горел тусклый свет. Максим пробежал пятнадцать метров, скорчился под крыльцом. Потом перебрался к фундаменту, потянулся к окну. Шторы прилегали не плотно. В мутном свете просматривались беленые стены, край стола, настольная лампа. Невнятный силуэт склонился над бумагами, перелистывал их.

Максим скрипнул зубами: у полковника точно не все дома. Он что, не имеет права на отдых? А ну, марш на речку! По крайней мере, это точно был полковник, и он точно был один.

Вот он поднялся, Максим насторожился. Но ничего не случилось, звякнула чашка, полковник наливал чай. Шелестов в нетерпении поглядывал на часы. Пять минут прошло с последнего появления часового, уже шесть… Постучать? Разве не откроет? А дальше по обстоятельствам, вернее, по черепу, потом тащить на речку и устраивать принудительное купание…

Он бы так и сделал. Уже изготовился, но в этот момент полковник опять поднялся. Заскрипели половицы. Максим попятился, дыхание перехватило. Скорчился под крыльцом, укрывшись куском гниющего брезента — больше нечем.

Отворилась дверь, прогнулись половицы. Полковник чиркнул зажигалкой, потом с наслаждением затянулся. Шумно выдохнул, крякнул. Идти на реку он не собирался, торчал на крыльце, создавая советскому лазутчику лишние сложности. Вот если бы Вайсман спустился…