Эта крайняя поляризация остается для Л. Б. Г. доминантой всей его жизни. По мере того как он взрослеет и в силу здоровых инстинктов высвобождается из «сферы баловства», эта поляризация все заметнее становится источником энергии, питающей его сопротивляемость и жизнестойкость. Модель его поведения почти не меняется до четырнадцатилетнего возраста. Именно в этом возрасте, незадолго до окончания школы, Л. Б. Г. впервые совершает «уголовно наказуемый» проступок, вызванный причинами, которые Э., к сожалению, может лишь перечислить, но не берется анализировать, поскольку не имеет возможности ни извне, ни изнутри изучить приводимый здесь фактический материал; для его детального анализа потребовалось бы провести обширный религиозно-психологический и исторический экскурс. Итак, ниже будут приведены только основные психологические этапы назревавшего конфликта со средой. Л. Б. Г., лишь изредка присутствовавшему на уроках Закона Божьего – его присутствие неизменно приводило к конфликтам, мучительным как для духовных лиц, так и для него самого, – было (привожу его собственные слова) «отказано в приобщении к святым таинствам исповеди и причастия – не столько даже из-за моего неполноценного крещения, сколько из-за того, что меня считали строптивым и высокомерным, во всяком случае, недостаточно смиренным; кроме того, я в ту пору заинтересовался богословием и начал читать религиозные книги – хотя, конечно, по-дилетантски, но зато с большим увлечением и любознательностью. Это раздражало моих духовных наставников, вернее – моих учителей Закона Божьего, которые считали смирение непременным условием для получения права вкусить Святых Даров». Однако Л. Б. Г. – по его собственному признанию – стал настаивать на допущении его к причастию уже из чисто принципиальных и, скорее, умозрительных соображений; кончилось дело тем, что он завладел освященными облатками, святотатственно похитив их из алтаря, и тут же съел, что расценивается как «осквернение алтаря». Разыгрался скандал. Л. Б. Г. уже тогда посадили бы в исправительное заведение для несовершеннолетних преступников, не вступись за него один образованный и сведущий в психологии подросткового возраста священник. «С тех пор, – сказал Л. Б. Г., – я вкушаю Святые Дары только за завтраком, вместе с мамой».
До четырнадцати лет Л. Б. Г. проявлял СУД и еще в одном направлении: его непреодолимо тянуло к порядку, в силу чего он всегда и всюду старался наводить чистоту; тяга эта, несомненно, была связана с половым созреванием. Он наводит чистоту не только перед домом, в палисаднике и в квартире, но даже во время прогулок «прибирает» опавшие листья; и хотя его окружение, состоящее преимущественно из женщин, внушает ему, что занятие это «женское» или «девчачье», его любимой игрушкой в возрасте от восьми до тринадцати лет неизменно является метла во всех ее разновидностях. С психологической точки зрения этот феномен объясняется, вероятно, все той же поляризацией: Л. Б. Г. интуитивно противопоставляет враждебному миру, постоянно обливающему его грязью, свое активное стремление к чистоте.
Будучи исключенным из шестого класса школы и получив свидетельство о его окончании с оценками, проставленными не слишком доброжелательной рукой, Л. Б. Г. не имел никаких шансов быть принятым в обучение какой-либо стоящей профессии и пошел в подсобные рабочие в садоводство некоего Пельцера, где опять-таки имел дело в основном с метлой! Потом работал в том же качестве в цветоводстве некоего Грундча, позже его наняла на работу контора кладбища, а оттуда его перевели в городское управление по уборке улиц, за счет которого он обучился вождению машины и получил водительские права. В этом управлении он и работал последние шесть лет; начальство довольно его работой и не имеет к нему никаких претензий, если не считать небольших опозданий после отпусков и выходных дней и явного отсутствия у Л. Б. Г. служебного СУД, вызывающего у его начальников вполне понятное огорчительное недоумение. Его СУД за последние шесть лет была направлена исключительно на мать: именно он посоветовал ей бросить работу, хотя мать его – сравнительно молодая и вполне работоспособная женщина; именно он привел к ней квартирантов – иностранных рабочих (некоторых с семьями). Тот факт, что один из этих рабочих стал в конце концов ее сожителем, подозрительно мало травмировал Л. Б. Г., если принять во внимание его чрезвычайную привязанность к матери. Даже достоверное сообщение о том, что его мать беременна от иностранца восточного происхождения, вызвало у Л. Б. Г. всего лишь беспечное – по мнению Э., подозрительно беспечное – восклицание: «Вот и слава Богу, значит, у меня появится братик или сестричка!» – восклицание, в котором умеющий слышать уловил бы тревожные нотки.