Групповые люди

— Товарищ Каменев разоблачен как автор ряда тяжких преступлений, среди которых и убийство Кирова, а также заговор свержении власти, убийство самых дорогих и любимых вождей нашей партии и нашей Родины — товарищей Сталина, Кагановича, Ворошилова, Орджоникидзе, Жданова и других руководителей социалистического общества. Это доказано, и виновные признались. Правда, Зиновьев и Каменев утверждают теперь, что это арабские сказки, но у нас есть неопровержимые доказательства… Я в своей речи требовал расстрелять всех взбесившихся псов, расстрелять всех до одного, а в первую очередь вот этого мерзавца Каменева!

— Товарищ Вышинский! — крикнул Сталин. — Лев Борисович мой гость, а гость — это больше, чем друг и соратник, и я не позволю!

— Товарищ Сталин, интересы партии и народа для меня выше всего! Это не только я, но народ требует расстрела…

— Хорошо, хорошо, я понял вашу позицию, — сурово сказал Сталин. — Можете идти, товарищ Вышинский. И прошу вас строжайшим образом соблюдать советскую законность. Это главное теперь для нас… — Когда Вышинский вышел, Сталин сказал, обращаясь к Каменеву:- Печально все получается, Лев. Я постараюсь кое-что предпринять. И медлить нельзя. Вот тебе лист бумаги, а вот и ручка. Напиши-ка кратенько на имя Политбюро свою просьбу. Предельно кратко. Буквально в двух словах, а я попробую что-нибудь сделать для тебя.

Сталин отошел к столику в глубине кабинета, где под стеклом лежала посмертная ленинская маска. О чем думал Сталин, рассматривая ленинский оттиск? Что вспоминал, изредка поглядывая на красивую скульптурную каменевскую голову, об этом никто никогда не узнает.

Когда Каменев подал исписанный лист бумаги, в комнату вошли военные:

— Пора, — сказал один из них.

— Ну что ж, Лев Борисович, до встречи, — сказал Сталин.

Когда дверь захлопнулась за бывшим лидером партии, Сталин набил трубку табаком и, улыбнувшись, сжег каменевское прошение.

Из сизого дыма, как в цирковом представлении, будто бы выросла фигура в генеральской форме тридцатых годов.

— Почему "будто бы"? — возмутилась фигура, вытаскивая из кожаного портфеля папку с надписью "Тайная история сталинских преступлений". — Я реальное историческое лицо — Лев Фельдбин, бывший генерал НКВД. В тридцать восьмом, будучи в Испании, спасся бегством в США.

— Изменник! — закричал вынырнувший из-под стола Заруба. — Показания предателей недействительны!

— Что мне оставалось делать? Мои коллеги, все, кто готовил троцкистско-зиновьевский процесс, были расстреляны. В тридцать седьмом к стенке поставили заместителей наркома Агранова и Прокофьева. В этом же году казнили начальников отделов управления государственной безопасности Молчанова, Паукера, Шанина, Гая и моего друга Миронова. В марте тридцать восьмого укокошили, как вам известно, Ягоду. Следователь Черток, допрашивавший Каменева и Зиновьева, выбросился из окна своего кабинета, когда за ним пришли.

— Вы для чего, собственно, явились? — спросил я.

— Сделать некоторые уточнения. Сталин лично разрабатывал интриги процессов. Лично учил аппарат беспощадности. Он однажды сказал Миронову: "Не говорите мне больше, что Каменев или кто другой из арестованных способен выдержать наше давление. Не являйтесь ко мне с докладом, пока у вас не будет признания Каменева! Скажите Каменеву, что, если он откажется дать на суде нужные показания, мы найдем ему достойную замену — его собственного сына, который признается суду, что по заданию троцкистов готовил террористический акт против руководителей партии. Это сразу на него подействует…"

Миронов попытался заметить, что сын Каменева несовершеннолетний. На что Сталин ответил: "У врагов нет возраста".

— И вы хотите сказать, что Каменев сломался после долгих пыток и стал давать показания?